Не признаю постарт-хаус или неопсиходел. Не вкуриваю, что это.
Все равно, термины я только что придумал сам.
Warning:
1. Не поднимаю проблему наркомании или игромании.
2. Не стремлюсь открыть глаза или заставить думать.
3. Если вам нужны высокие секс-рейтинги или эропредупреждения — не читайте. Мимо.
4. Три финала — уже сведут вас с ума.
5. Саунд не проливает свет: Deform — «Зарази меня жизнью», Sad al Kamio — «Жалость».
6. Пикча в тему: http://vk.com/sashaino?z=photo-24962984_308530522%2Fwall-24962984_4784
Lasciate ogni speranza voi ch'entrate.
Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Рыбы не знают правил. Рыбы не ставят условий. Если разобраться, то рыбы вообще ничего не представляют и не просят. Это главное. Они носятся по подводным коридорам, ловя плавниками теплые или холодные течения, отражают чешуей лучи солнца, иногда проникающие в толщу воды, они шепчут бесцветными губами им одним известные секреты. Рыбы смотрят на наш мир пустыми блеклыми глазами из-за давящей линзы их естественного аквариума. Они остаются бесстрастными и молчаливыми, словно им нет дела до того, что удалось подсмотреть. Быть может, так оно и есть.
Если представить соленое море в виде аквариума или бокала для шампанского, из которого ты сейчас пьешь, оставляя на краю красный след от помады, то рыбы в действительности совершают абсолютно бессмысленные и многочисленные движения. Плавно скользят по спирали от верха — водной глади, рождая хвостами всплески, до низа — холодного дна, которое они тормошат ртами в поисках истин или пищи. Рыбы стукаются головами о стекла, трутся вскользь боками, но не понимают этого, будто прозрачной преграды и вовсе не существует.
Если сидеть на берегу с бутылкой уже успевшего стать теплым шампанского, которое не обязательно пить, а достаточно украсть с целью слежки за золотистыми пузырьками, слушать прибой и ловить лицом солоноватый морской воздух, оставляющий на коже мельчайшие крупицы песка, то можно увидеть рыб. Ты тоже их обязательно заметишь. Смотри. Их выносит волнами на берег из теплого домашнего лона моря. Тина и водоросли прилипают на блестящие под жарящим солнцем тела. Но рыбы молчат. Они ловят ртом раскаленный, рвущий жабры воздух, безумными глазами встречают неискаженный линзами аквариума неожиданно яркий до рези мир. Рыбы вздрагивают, пытаются пошевелиться, вернуться в ласкающий чешую водный поток, но все бесполезно — они сходят с ума еще до того, как пекло их прикончит. Медленно и мучительно.
Кому-то может показаться, что рыбы не умеют говорить. Но это не так. Рыбам просто нечего сказать или они молчат о главном. Они лежат на песке, бормочут себе под нос незримые мыслеформы, а потом блекнут, задохнувшись песком и собственной правдой. Если облить их тела золотым пенящимся шампанским, ничего не изменится. Выбросившиеся на берег рыбы не заговорят. Никогда. Даже под шампанским.
Кирилл Алексеевич Вознов — 27 лет, родился в мае, живет в двухкомнатной хрущевке с матерью и сестрой. Мать — медсестра в роддоме, сестра — шалава, Кирилл — наркоман. Когда ему было пятнадцать, отец покончил жизнь самоубийством у него на глазах. Выстрелил из пневмомолотка себе в голову и умер. Так тоже бывает — неудачники существуют. Но Кирилл — наркоман, и данного штампа достаточно для определения его положения в обществе. Остальное неважно или малозначимо. Семья ждет, когда он скопытится и перестанет таскать вещи из дома. Иногда мать бьет Кирилла утюгом по голове, холодным — в тюрьму ей не хочется. Утюг из дешевых, ручка пластмассовая и часто ломается от ударов в лобную кость. Потом мать плачет над испорченной вещью, которую надо либо чинить, либо заменять новой. Денег нет. Ни на что. Изолента спасает семейный бюджет. А деньги находятся у Кирилла на наркотики. Женщина прижимает утюг к груди и зовет Богородицу. Как обычно, никто не приходит.
Кирилл снова идет покупать дозу. Пять лет на «хмуром» превратили его в нервный, дерганный и беспокойный скелет, обтянутый кожей. Кажется, он всегда танцует джигу. Только кажется — это походка. Мумии египетских фараонов и то выглядят лучше, чем Кирилл даже в мешковатой «рэйверской» одежде, которую он практически никогда не меняет. Запавшие серые глаза излучают равнодушие и жажду. Он нетерпеливо грызет ногти или ерошит поредевший ежик светлых волос, дожидаясь Алика около соседнего подъезда. Горец кивает Кириллу при встрече, мгновенно опознавая в нем постоянного клиента. Мозг Алика похож на механизм, в нем что-то щелкает, бегающие черные глаза с желтыми белками успокаиваются и затем расфокусированно устремляются на визитера. Алик улыбается коричнево-золотыми зубами. Он уже семь лет в Москве, приехал за старшим братом из родного Дагестана. Алик сделал карьеру дилера, у него все хорошо.
Спокойно взяв плату, он захлопывает за собой дверь, возвращается в тесную однушку, где живет с целым кагалом «черножопых»: братом, его женой, ее родителями и сестрой. Алик догоняется метадоном, а завтра купит себе подержанную «бэху». Семейный бизнес перейдет на новый уровень.