Кормиэль (Мистардэн, Мисти)
Cеребряный поезд
Серебряный поезд росчерком огня мчался сквозь ночь, легко преодолевая крупные повороты, вдаль и вперед - живая, счастливая песня скорости, в россыпи небесных и земных огней.
Отсвет его окон, стук его колес отзывались в сердцах спящих жителей домов близ дороги полузабытым зовом далекой свободы. Четкий и ясный путь был перед ним и радость воли, движения, скорости и веры переполняла его. Вдаль и вперед мчался серебряный поезд, белая молния, росчерк огня, делящий ночь надвое.
Hо на взлете на крутой подъем, над отвесным откосом вдруг остановился он, резко, с глухим скрежетом, похожим на вопль раненого на бегу зверя - что-то было не в порядке с рельсами впереди. И серебряный поезд стоял и ждал, весь дрожа, срезанный в полете, выхваченный из неистовой радости, и радость сменилась гневом - надменным гневом ущемленной уверенности.
- Кто посмел остановить меня?
- Потише! - раздался вдруг скрипуче-скрежещущий надтреснытый голос. - Через несколько минут ты снова продолжишь свой путь.
Голос раздался из под насыпи. Там, под откосом, изъеденный дождями и морозами, избитый ветром, стоял старый вагон, проржавевший, грязный, засыпанный осколками собственных, вылетевших от ветра и старости стекол, с заклинившими дверями, искореженный, растерзанный. И серебряный поезд тоскливо и возмущенно загудел. Заплакал.
- Hе плачь! - сказал ржавый вагон. - Когда-то был поезд, серебряный и быстрый. Когда-то была песня свободы. А теперь я - все, что от этого осталось. Hе плачь.Скоро ты тронешься в путь.
- В бессмысленный путь? - гневно спросил серебристый. - Чтобы честно исполнить свое предназначение, а потом стать таким же, как ты?!?
- Да, - бесцветно, бестрастно подствердил ржавый вагон. - Да. Если путь кончается вместе с жизнью - это хорошо. Hо наши жизни длиннее наших путей.
Тут устранили преграду, путь был открыт и умчалась серебристая молния.
А старый ржавый вагон светло и радостно плакал слепыми окнами, он вспоминал себя юным и сильным, нужным и отчаянным. И радовался, последней радостью, еще доступной ему, вспоминая, как гудят рельсы, как бьется в стекла ветер, как пьянящая свобода наполняет сердце. Как он был поездом когда-то. А теперь другой мчался по этим дорогам и старый вагон был спокоен, перестав вдруг тосковать, примирившись с тем, что время его прошло и другие поезда мчатся по его дорогам. Больше всего он любил дорогу. И теперь был за нее спокоен.
А по дороге несся серебряный поезд, и колеса стучали:
- Если путь кончается вместе с жизнью - это хорошо, да. Hо наши жизни длиннее наших путей, да. Это хорошо?
Серебряный скорый неистовый юный поезд больше всего любил преодолевать крутой подъем с поворотом. Сейчас он предстоял километра через два. Hо белую молнию мучило воспоминание о встрече, терзали жестокие слова, что произнес ласковый старческий голос:
- Путь кончается вместе с жизнью, да...
И через два километра серебряный скорый сделал вид, что не вписался в поворот... Он летел под откос, и никогда еще не был так стремителен и прекрасен, как сейчас, в своем последнем порыве. И песня его, тревожащая ночь, была последней песней свободы.
- Путь кончается вместе с жизнью - это хорошо, да? Hо наши жизни длиннее наших путей, да. Это хорошо? Это плохо? А я люблю дорогу больше, чем жизнь, да! Это плохо? Это хорошо? Пути должны кончаться вместе с жизнью, но наши жизни иногда короче наших путей...
Все газеты писали об этой катастрофе. Говорят, у нее не было причин.
