Napalm^s_Sun
Борисыч
Поезд вырывается из города постепенно. Когда заканчиваются нагромождения жилых застроек, им на смену приходят какие то заводы, склады, затем тянуться пригороды, редкие строения. Когда становится не разобрать, то ли это еще пустыри за окном, то ли уже поля, вдруг, как последний форпост города, возникает огромный желто-серый элеватор с потрескавшимся шифером подсобок. Когда он постепенно скрывается из поля зрения и неожиданно становится легче дышать - тогда понимаешь - город закончился. Вскоре за окном начинается лес, а за ним опять тянутся поля. Теперь эти однообразные картины природы будут тянуться долго. Пока, вдруг, не покажется среди деревьев или в поле, какое-то маленькое, серенькое, здание, за ним вскоре замелькают сараи, сменив которых вплывет и заслонит собой пол мира за окном корпус какого-нибудь гиганта индустрии. Пока опять не начнется новый город.
Но нас сейчас города не интересуют.
Хочется рассказать о тех местах, случаях и людях, которые идут вне городов. Наблюдая однообразные и унылые пейзажи, способные тянуться часами, иногда я замечал маленькое, неопределенного вида строение, стоящее совсем близко к железнодорожному полотну. Прислоненные к его стене какие-то странные знаки на длинных шестах раскрашенные в черно-белые полосы говорили о том, что этот домик как то относится к железно дороге. Каждый раз провожая взглядом такой внезапно появившийся и быстро исчезающий домик я думал - что за люди в нем живут? Что они сторожат? За чем следят? Много странных вопросов и не менее странных предположений ответов роились в моей голове. Пока я не встретил: Впрочем нет: насчет пока - это я загнул. Встреча с этим человеком никак не разрешила моих вопросов, насчет того, зачем и почему вдоль дорог в пустынных местах стоят сторожки. Я только узнал то, кто живет в одном из таких домиков. Я теперь называю их сторожками потому что он сам так их называл...
- Смотри, сторожку этой осень придется опять красить, - когда мы выходили из нее, Борисыч провел пальцем по стене рядом с дверью. Краска в этом месте на досках облупилась и стало видно что дом был крашен уже много-много раз. Было раннее утро. Солнце только взошло и восточная стена сторожки, вся покрытая мелкой росой, блестела. Блистали и несколько просмоленных шпал, неизвестно зачем оказавшихся тут. Прямо посреди небольшого участка, огороженного невысоким, всего по колено, штакетником врос ножками в землю невысокий, грубо сколоченный стол. За ним мы и седели, ежась от еще державшейся в воздухе ночной прохлады. Вернее ежился один я, а Борисыч (так он себя назвал, и так просил себя называть) видимо привык к подобным завтракам и не ежился. Сначала мы пили чай в тишине. Я думал, что допив его я распрощаюсь, поблагодарю за ночлег и оправлюсь дальше, вдоль дороги до ближайшего города. Когда Борисыч, вдруг несильно стукнув ребром ладони о стол прервал тишину и начал про лам, я вдруг как то сразу, с первых его слов понял, что прямо сейчас уйти не получится. Интуиция или что сработало - не знаю. - Ну вот, знаешь, ламы кто такие? - спросил меня Борисыч. Я так и замер с чашкой в руке. Но, видимо, он и не ждал от меня ответа. И после паузы продолжил. - Про лам долго рассказывать я не буду. Это что то вроде священников. Но один факт про них я тебе расскажу. Когда я услышал фразу "но факт про них расскажу", то подумал, что он наверняка военный в отставке. Это у них бывает такая странная манера выражаться. - Ну так вот, когда темно и буран, или метель, ламы берут много коней, заранее с молитвой и любовью вырезанных из бумаги, кладут их в мешок и уходят в горы. Там, забравшись на вершину, они развеивают их по ветру. И творят молитвы во имя всех путников заблудившихся в непогоду. Если такие заблудившиеся путники вдруг встречают коня, который их вывозит из пурги, то они знают, что это бумажный конь ламы долетел да них и превратившись в настоящего вывез из темноты. Такого коня надо потом отпустить и пойти в монастырь поблагодарить кого либо. Понятно? - Он внимательно посмотрел на меня. Я молча кивнул. Что тут было непонятного? Очень хорошая традиция. Еще, я подумал, что вот этот вопрос: "Понятно?", задан был так, ну точно - бывший военный. Не меньше капитана. Он откашлялся. И продолжил. - А мне что прикажете здесь делать? И долгая пауза, видимо для того чтобы я сам обвел глазами эту глушь, безлюдье и запустение и сам убедился, что делать тут нечего. Я осмотрелся. Ничего кроме леса, начинавшегося неподалеку и продолжавшегося потом, видимо, на сотни километров, поля - которое казалось тоже бескрайним, и прямой железнодорожного полотна . - Да, - подумал я, - действительно, глушь. Делать тут нечего. Но причем тут ламы? Решив, что пауза предоставленная мне для того чтобы я осмотрелся и проникнулся положением вещей, закончилась Борисыч продолжил. - Никто не блудится, - раз, кони перевелись - два, гор нету - три. Как тут жить? И он опять с вопросом посмотрел на меня. Я вежливо пожал плечами. - Ведь сам посуди, если я буду учитывать особенности местности и времени, заберусь на ель и буду ночью развевать по ветру вырезанные из бумаги автомобили - это же будет: - и он аккуратно и вежливо постучал пальцем себе по лбу - полное сумасшествие... Верно? Я кивнул. - Что же делать? И опять пауза. Я осмотрелся. И впрямь - тоска. С ума сойти можно.
