— Ты должна непременно пойти со мной. Ну, пожалуйста! — умоляла, молитвенно сложив руки, Грейс Стаффорд, подруга Кэтрин по пансиону для благородных девиц, в который ее определили ни много ни мало два года назад.
Грейс, обладая милым вздернутым носиком и загнутыми кверху густыми ресницами, осознавала, как действует на людей: их умилял ее наивный кукольный вид и побуждал исполнять каждую просьбу. Только вот с Кэтрин все было иначе: ни милая внешность подруги, ни ее голубые глаза вкупе с молитвенно сложенными руками, ни сам умоляющий взгляд — ничто не могло воздействовать на нее. Кроме, собственно, самой Кэтрин Аддингтон, коей бы вдруг захотелось действительно ей помочь… В данном случае улизнуть тайно из пансиона для участия в деревенском празднике Майского дня.
И Кэтрин, несмотря на авантюрность характера, соглашаться так сразу не собиралась… Припомнила, как директриса, миссис Патрисия Чемберс, с которой они едва ли находили общий язык, после выходки со штанами предупредила: «Три часа… три часа вышивки, Кэтрин Аддингтон, столько вы просидите за вышивкой в следующий раз. И не встанете, пока не закончите свой рисунок на наволочке!» Больше, чем сам пансион, эту тюрьму для богатых девиц, девушка ненавидела именно вышивку: гладью, крестом, золотом — для нее все было едино, и директриса-тюремщица знала об этом прекрасно.
Вот и сейчас Кэтрин, словно нарочно, укололась иглой… Охнула, сунув палец с выступившей рубиновой капелькой в рот, и стиснула зубы.
— Ну, пожалуйста, Кэтрин! — не унималась, между тем, Грейс, близко к ней наклонившись. — Без тебя я пойти не решусь, а ты знаешь, как я хотела б там быть… — Она вспыхнула от макушки до пят. — Танцевать вместе с Терренсом в белом платье, словно невеста.
— В белом платье? — Кэтрин вскинула бровь.
В этом было больше насмешки, чем, собственно, любопытства, но подруга восприняла его по-другому:
— Все девушки, что участвуют в шествии, надевают белые платья, — пояснила она, накладывая стежок за стежком. — Ты тоже можешь надеть… Это будет так весело! Я вся в нетерпении.
Надевать белое платье… Ну уж нет, подумала Кэтрин, вонзая иглу в полотно, в ее планы никак не входило носить белые платья, как будто нарочно намекающие на брачный обряд, который она считала недостойным себя. Кэтрин Аддингтон, несмотря на полные восемнадцать, выходить замуж по-прежнему не собиралась… И именно в этом, как считала Элизабет Аддингтон, ее мать, и заключалась ее основная проблема.
— Как нам вести тебя в Лондон и представить самой королеве, — говорила она, особенно распалившись, — когда ты, словно дикарка, предпочитаешь леса и берег залива светским салонам, а под юбки, — она одернула в тот момент край ее юбки, заткнутый за кожаный пояс, — надеваешь мужские штаны? Мы опозоримся на весь остров. Никто не захочет взять тебя в жены! Кем ты станешь тогда? Старой девой на иждивении брата?! — И вздохнув от набившей оскомину темы: — Такой судьбы ты для себя хочешь?
Кэтрин тогда, помнится, буркнула:
— Я сама заработаю себе денег и не стану обузой для брата.
После этого мама схватилась за сердце и долго говорила с отцом в кабинете, и уже на следующий день ей объявили, что Кэтрин поедет для начала вовсе не в Лондон, а в пансион для благородных девиц, где ей, родителям хотелось надеяться, привьют немного светских манер и приучат положенной девушке из благородной семьи дисциплине.
Ох, как же Кэтрин тогда возмущалась и как грозилась сбежать на Карибы, нанявшись юнгой на торговую шхуну! Родители, всерьез испугавшись, что она исполнит угрозу, заперли ее в комнате до отъезда… Оскорбленная в лучших чувствах, страдающая и впавшая в меланхолию, Кэтрин прибыла в Берджесс-хилл грозовой тучей, нависшей над его безоблачной жизнью.
И вскоре гроза разразилась…
— Ну так что, я могу рассчитывать на тебя? — снова прозвучал голос подруги.
В тот момент Кэтрин подумала, что, подпортив себе репутацию, она либо вернется домой (директриса, скорее всего, прогонит ее, как давно и грозилась), либо просто заставит о себе говорить. А если о тебе говорят (и говорят, прикрыв рот рукою), это она усвоила твердо — «твоей репутации грош цена, дорогая», а значит, никаких женихов, свадьбы и белого платья. И вообще…
— Хорошо, я согласна, — сказала она. — Но учти, если нас с тобою поймают…
— … Я знаю, будет скандал. — Грейс сглотнула комок, вставший в горле. — Но я готова рискнуть ради Терренса. Ты ведь знаешь, какой он хороший… какой…
Кэтрин оборвала подругу:
— Ты так в нем уверена? Он всего лишь смазливый молодой человек. Вы и виделись-то всего лишь два раза…
— Достаточно и минуты, чтобы найти свое счастье.
— Вот это уж вряд ли, — хмыкнула Кэтрин и снова вогнала иголку в белую наволочку. — Нельзя полюбить кого-то за миг, это полный абсурд.
И Грейс, взмахнув ресницами-крыльями, прижала руки к груди:
— Ты просто никогда не влюблялась, — сказала подруге с мечтательным выражением на лице, — вот и не знаешь, как это бывает.
— И как это бывает? — поддела девушку Кэтрин. — Потеют ладошки, ухает сердце? Такое и от быстрой скачки случается, особенно если прыгать через барьер. Так чем любовь лучше скачки?
