В институте я изучала экономику геологоразведочных работ, но в глубине души всегда считала себя киноманом. Эти две сферы нигде и никак не могли пересечься, разве что во мне самой, как и многое другое, что пронизывает и по какому-то не совсем понятному закону изменяет нас. Я давно догадываюсь, что в этом рефлексе есть скрытая интрига, вызывающая у меня немалый интерес.
В кино всегда происходит чудо – мы примеряем на себя чужие роли, легко отказываясь от всего, чего добились и кем являемся. Мы идем в кино, чтобы забыться, тогда многое вокруг становится несерьезным и неистинным. Мы добровольно попадаем в этот мир выдумки, анахронизмов, в мир супер героев, сказочных, трагических и невозможных нигде более событий.
Кино стало большой и яркой частью нашей реальности, тождественной всей нашей жизни – мы влюбляемся в героев, мы цитируем их, радуемся их победам, как собственным, следим за судьбами режиссеров и актёров, и ждем новых серий.
Обычно в делах мы не рады обманываться, совсем другое дело кино – оно как Зазеркалье – чем парадоксальнее, тем притягательнее, хотя мы сами не можем наверняка сказать, ради чего нам это нужно. Осознаем ли мы «важнейшее из искусств» логическими инструментами или наблюдаем как прозрачный сон. Сон, длинною в промежуток, который определен старой детской загадкой про полтора часа удовольствия, происходящего в темной комнате, на белой «простыне».
Настойчивый призыв к удовольствию – и это еще один ответ и задача для режиссёра, как главного «соблазнителя», если повезет, то он же окажется живописцем, музыкантом, и мыслителем, он же станет твоей идентичностью, словно бы подсказывая – наблюдение за «движущейся картинкой» – это только приманка, пора подумать о том, что все в человеке, все в тебе одном есть, нужно лишь сделать попытку и вспомнить, как это открывается.
Любимые режиссеры ничего не объясняют, но ты узнаешь всего по нескольким кадрам – он свой! Он скорей играет с тобой, чем что-то рассказывает. Жиль Делез говорит, что великие пользуются не понятиями, а образами – образ-движение, образ-перцепция и образ-время. Ты беспомощно растворяешься в них, еще несколько кадров – и вот, ты в мистерии – живи, влюбляйся и гибни, как того хочет он, на все его воля, – наяву или как в прозрачном сне. Ведь давно изучено, что наше сознание работает, как кинокамера, и только режиссер знает, как направить его в те загадочные миры, о которых прежде вы даже не догадывались.
Твои собственные открытия, с позволения сказать твоя «геологоразведка», происходят, когда история на экране вдруг пронзает, как лично пережитая, ты поражен, околдован или ты уверовал – ты вдруг становишься совершенно единым. Что это!? Как они это делают!?
Может быть, именно здесь ты приближаешься к тому, что реальность и иллюзия равноценны, и твою «камеру» пора настроить на собственное кино, тогда все станет абсолютно едино и осмысленно.
Юлия Бычкова
Высекая огонь (к фильму «Репетиция оркестра», Федерико Феллини)
Prova d’orchestra (1978)
Это необыкновенно простой и неповторимо гениальный фильм Федерико Феллини. Сначала пустое пространство старинной базилики, где идеальная акустика, совсем нет эха, здесь рождается чистая музыка. Постепенно собираются музыканты, их портреты и шаржи – в стиле мастера. Потом вдруг крыса, погоня с огнем… «status quo» незаметно переходит в интервью с музыкантами:
– Позвольте задать фривольный вопрос – каковы симпатии и антипатии между инструментами в оркестре?
– Виолончель – одиночество и меланхолия.
– Тарелки и барабаны создают праздник, выдернете их, и оркестр скиснет.
И смешные: – Кларнет – собачий хвост.
Далее – сложнее: отдельные реплики переходят в диалог и в серьезный спор.
– Никогда не верьте скрипке, она соблазнит, увлечет, и как женщина, обманет.
– Скрипка – женщина.
– Нет, скрипка – мужчина!
– Какую же чушь мы все несем!
– Труба – как трудно исчерпать ее возможности…
– Трубачу приходится учиться дольше всех. А если труба сфальшивит – это конец света.
Растет спор друг с другом, людей и инструментов – всех со всеми.
– Ну уж нет! Если вы предпочитаете духовые инструменты, вы – просто бандит!
Потом интервью с дирижером, которое происходит без свидетелей, в закрытой комнате. Он возвышен, увлечен и он зол, он уверен, что его доля – быть всегда в центре конфликта. У него есть право сказать: «Вы не музыканты, вы – насильники… А музыка – это не визг трамвайных колодок на поворотах!» Просвечивающий конфликтный образ.
Дальше – революция, нешуточные страсти – вместо дирижера метроном в человеческий рост, который тоже будет свергнут, секс под роялем и полная эксплозия с разрушением стены – раскол в человеческом сознании, который нам до сих пор так хорошо знаком.
Во истину, нужно родиться Феллини, чтобы сделать такое потрясающее ироничное кино, и из всего делать потрясающее кино.
Здесь больше и добавить нечего, Феллини – жив, и он лучший.
Ты ничуть не хуже бога! (К фильму «Бёрдмэн», Алехандро Гонсалеса Иньярриту)
