Маленький Глинка

Иллюстрации Е.С. Кочетковой

Москва

Издательский Дом Мещерякова

2018

УДК 821.161.1-93

ББК 84(2Рос=Рус)6

А52

Алтаев, Ал.

А52 Маленький Глинка / Ал. Алтаев, Арт. Феличе ; илл. Е.С. Кочетковой. — Москва : Издательский Дом Мещерякова, 2018. — 64 с. : ил. — (Детство знаменитых людей).

ISBN 978-5-00108-220-0

Весенним утром в Новоспасском доме Ивана Николаевича Глинки рождается мальчик. В окружении неусыпной бабушкиной заботы маленький Миша подрастает, уплетая гостинцы да расхаживая в стёганой шубке зимой и летом.

Однажды на семейном ужине Миша берёт в руки флейту у крепостных музыкантов, следом — скрипку. С этой поры все мысли мальчика и перед сном, и на уроках рисования — о волшебной музыке.

Спустя годы имя этого скромного мальчика будет известно всему миру.

Елена Кочеткова проиллюстрировала эпизоды из детства Михаила Глинки.

УДК 821.161.1-93

ББК 84(2Рос=Рус)6

© Ал. Алтаев, Арт. Феличе, текст, 2018

ISBN 978-5-00108-220-0

© Е.С. Кочеткова, иллюстрации, 2018

Мы любим бумажные книги

© ЗАО «Издательский Дом Мещерякова», 2018

Ночь близилась к концу. В зале большого Новоспасского дома, в Смоленской губернии, на жёстком кресле красного дерева уже много часов сидел неподвижно Иван Николаевич Глинка и поминутно нетерпеливо взглядывал на часы в длинном футляре. Сквозь спущенные кисейные занавеси виднелось бледное весеннее небо с потухающими звёздами.

Близилось утро 20 мая; время было горячее для сельского хозяина — «навозы», а тут приходилось не спать всю ночь.

Вот с шипеньем медленно бьют часы; кричит петух; хрустит песок под ногами садовника в саду... Вдруг Иван Николаевич испуганно вскакивает и бежит к матери.

Фёкла Александровна, в чепце и утреннем стёганом капоте, говорит нараспев, ласково, и лицо у неё торжественно-радостное:

— Ступай, Ванюшка, к Женечке... Поздравляю тебя: Господь, по милосердию Своему, тебе сынка послал.

Иван Николаевич чувствует, как к груди его приливает сладкая нежность; на цыпочках, осторожно входит он в комнату жены. У неё лицо юное, особенно в кружевах ночного чепчика, среди белых подушек. Фёкла Александровна берёт с постели какой-то комочек в пелёнках и протягивает сыну.

— На, любуйся, весь в тебя.

Иван Николаевич смотрит на красненькое созданьице, надрывающееся от крика, конфузливо улыбается и не знает, что сказать.

— Ну, поглядел и будет! Ступай себе, Ванюшка, да дверьми не хлопай: простудишь дитя.

Заботливость Фёклы Александровны к внуку в минуту его рождения определила всё её дальнейшее к нему отношение.

— Молода ты ещё, — говорила она в тот же день невестке, — где тебе с детьми возиться? Миша, — она уже решила, что мальчика назовут Михаилом, — к тому же и здоровья некрепкого.

— Как некрепкого, маменька, почему некрепкого?

— Субтильный он; сама будешь плакать, как не убережёшь.

— Да я, маменька...

— О Ване не хлопочи: мужчины не большие охотники до детского крика, да Ваня и не выходил ещё до сей поры из моей воли. Ступай, Карповна, снеси пелёнки; колыбель малютки у меня уж, почитай, с месяц. Да хорошо ль у меня стоплены печи?

— Хорошо, матушка барыня, я сама глядела... — отвечала наперсница барыни, пожилая горничная Татьяна Карповна.

И Фёкла Александровна унесла ребёнка к себе в верхний этаж.

Евгения Андреевна с грустью посмотрела вслед уходящей свекрови, но ослушаться не смела, как никто в доме не смел ослушаться Фёклы Александровны, начиная с её мужа, доброго и расслабленного старичка, Николая Алексеевича.

Комната с низкими потолками в верхнем этаже должна была отныне служить спальней маленькому Мише. В ней душно и темно от спущенных штор, «чтоб у дитяти глазки не болели», и очень жарко: несмотря на летнюю пору, громадная изразцовая печь жарко натоплена.

Приводят к Мише и здоровую краснощёкую бабу — кормилицу.

— Осторожнее бери, дитя ведь барское! — шепчет Карповна.

— Не оброни! — коротко окликает кормилицу барыня.

У бедной бабы холодеет сердце. И сколько раз потом она слышит эти крики.

Миша растёт в бабушкином парнике, как пареная репка, рыхлая и слабая.

— Простудился, Карповна, Михаил Иванович — глазки покраснели. Говорила я — нельзя было окно открывать...

— Да я, матушка-барыня...

— Всю жизнь я — барыня, а ты всю жизнь — холопка, а потому сама должна слушаться и за другими строго блюсти; Михайло Иваныч здоровья нежного, субтильного, долго ли до греха?

И поднимается крик:

— Дунька! Что смотришь? Ты окно открывала?

А у бедной подняньки Дуни подгибаются ноги от одного зычного голоса Фёклы Александровны.

— Разрази меня бог...

— Врёшь! Свежим воздухом пахнет!

После долгих расспросов оказывается, что в комнату заходила молодая барыня. Фёкла Александровна идёт вниз и налетает на невестку, занятую вышиванием, как буря:

— Ты что это, бесстыдница, уморить сына хочешь? Одного на тот свет отправила недосмотром...

Она говорила о первом своём внуке Алёше, золотушном, болезненном ребёнке, не прожившем и года.

— Что я сделала, маменька?

— А кто окно раскрывал?

— Да ведь, маменька, на дворе — жара, а у вас — баня...

— У тебя язык что бритва! Для тебя — баня, а для ребёнка — в самый раз. У меня своих порядков заводить не думай.