Амедео Модильяни
Авторы: Лилия Энверовна Байрамова
Жанры: Искусствоведение, Живопись
Цикл: Мастера живописи
Формат: Полный
Всего в книге 17 страниц. Год издания книги - 2006.
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца. Его картины как- то по-особенному, преданно любят, рядом с ними завороженно умолкают, а вместе с его чуть истомленными и чуткими женщинами как будто грезят о потерянном и несбывшемся рае.
Читать онлайн Амедео Модильяни
Лилия Байрамова
Амедео Модильяни
Белый город
Москва, 2006
Автор текста Лилия Байрамова
Издательство «Белый город»
Директор К. Чеченев
Директор издательства А. Астахов
Коммерческий директор Ю. Сергей
Главный редактор Н. Астахова
Редактор Е. Галкина
Корректоры: А. Новгородова, Н. Рубецкая
Макет: В. Прохоров Верстка: М. Васильева
Подготовка иллюстраций: Е. Новикова
ISBN 5-7793-0993-0
УДК 75.76
Модильяни (084.1)
ББК 85.143(3)я6
М 74
Отпечатано в Италии Тираж 3 000
Бог мой! Удача какая:
Уехать из мрачного края
В Париж,
Прекрасный Париж,
Что был безусловно
Самим Амуром основан.
Бог мой! Удача какая:
Уехать из мрачного края:
В Париж.
Гийом Аполлинер
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя.
Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца. Его картины как- то по-особенному, преданно любят, рядом с ними завороженно умолкают, а вместе с его чуть истомленными и чуткими женщинами как будто грезят о потерянном и несбывшемся рае.
Сегодня эта преданная любовь к Модильяни кажется чем-то естественным и понятным, но когда-то, в начале XX века, его трепетность, взволнованность и сочувствие человеку выглядели в глазах радикалов как нечто уходящее и безнадежно отсталое, как остатки еще неизжитого провинциализма. Модильяни работал в переломное и трудное время, в эпоху нигилизма и революций в искусстве, когда ломались и бестрепетно отрицались все его многовековые устои, в том числе традиционное понимание красоты, жизнеподобие и привязанность к жизни и человеку. Из окна, распахнутого в мир, картина все больше превращалась в область произвольного конструирования и отвлеченных фантазий, почти никак не связанных ни с миром, ни с человеком.
Амедео Модильяни. Фотопортрет
Еврейка. Около 1908
Частное собрание
Портрет Франка Берти Хэвиланда. 1914
Собрание Джанни Маттиоли, Милан
Модильяни, писавшему свои портреты и ню рядом с Браком и Пикассо и в одно время с Матиссом, Леже и Умберто Боччони и сочувствующему всему «передовому» в искусстве, удалось создать свой собственный, отдельный мир, в котором сквозь все гримасы «манерничанья» и модернистской деформации формы продолжали, как в дивном саду, цвести и благоухать одухотворенность и тонкая грация, изысканная, нежная красота и неистребимое сочувствие маленькому, неприметному человеку.
Вместе со многими своими гораздо более жесткими и радикальными сверстниками он сделал решительный шаг в сторону искусства XX века, но словно остановился на полпути, как Орфей, оглядываясь назад и никак не решаясь расстаться с теми святынями, которые несла в себе великая традиция прошлого. И это зерно ушедшей, но по-прежнему манящей и прекрасной культуры, которое светится почти в каждой его картине, и делает его искусство таким обаятельным, понятным, близким и трогательно родным.
Профиль акробатки. 1911
Родился Амедео Модильяни в Италии, в портовом городе Ливорно 12 июля 1884 года. Его родные со стороны матери, Евгении Гарсен, принадлежали к так называемым сефардам - еврейским выходцам из Испании и Португалии, а отец, Фламинио Модильяни, происходил из еврейской семьи, переехавшей в Ливорно из Рима. Ни отец, ни его родные не сыграли сколько-нибудь значительной роли в воспитании Модильяни. Это была семья мало удачливых коммерсантов, самодовольных и ограниченных, с довольно узкими и примитивными интересами.
К моменту рождения Амедео Модильяни уже окончательно разорились, и по этому поводу в семье долгие годы бытовал один в духе итальянских комедий анекдот: когда судебные приставы явились в дом конфисковать описанное за долги имущество, у Евгении Еарсен начались родовые схватки. Находчивые родные завалили ее кровать домашними ценностями, а поскольку брать что-либо с кровати роженицы воспрещалось законом, то семье удалось кое-что сохранить.
Еще один анекдот был связан с тем, как некий Эммануэле Модильяни еще в 1849 году снабжал папу медью для изготовления денег и пытался в обход папских законов, запрещающих евреям владеть землей, купить себе виноградник. В мифологии семьи эта скромная сделка считалась почему-то блестящей финансовой операцией, и много позже, в Париже, сам Амедео любил прихвастнуть где-нибудь в кабачке, величая себя «сыном банкира».
Иное дело было семейство Гарсенов: это была совершенно другая среда и другая интеллектуальная атмосфера. Здесь любили книги, литературу; Гарсены вообще были люди активные, энергичные, умные, имевшие вкус к философским и талмудическим спорам. Дедушка Амедео Исаак Гарсен знал несколько языков и слыл обаятельным собеседником. Он подолгу разговаривал с маленьким Амедео о разных умных вещах, за что того в конце концов прозвали «философом».
