I. ХАРАКТЕР АЛЕКСАНДРА I И ЕГО ВОСПИТАНИЕ
«О движении против отца Александр знал; но он и мысли не допускал о возможности кровавой развязки. Поэтому, когда Пален сообщил ему, придя из покоев Павла о происшедшем, Александр впал в обморок и потом обнаружил сильнейшее отчаяние».
«Трудно описать все отчаяние Александра, — пишет близкий друг Александра I Чарторыйский, — когда он узнал о смерти своего отца. Отчаяние это продолжалось несколько лет и заставляло опасаться, чтобы от него не пострадало здоровье Александра. Угрызения совести преследовали его, сделались исходным пунктом его позднейшей склонности к мистицизму. Император Александр никогда не мог простить Панину и Палену, что они увлекли его совершить поступок, который он считал несчастьем всей своей жизни. Оба эти лица были навсегда удалены от двора. Александр удалил по очереди всех главарей заговора, которые совсем не были опасны, но вид которых, по крайней мере неприятен, тягостен и ненавистен».
«Совесть его заговорила скоро, — замечает известный историк Александровой эпохи Великий Князь Николай Михайлович, — и не умолкла до гроба».
С. Платонов называет Александра I руководителем «совсем нового и необычного типа, уразуметь который было очень трудно. Не понимая Александра, современники звали его «Очаровательным сфинксом» и догадывались, что его разгадку надобно искать в его воспитании». Лицемерие, в котором всегда обвиняли Александра I, было результатом того, что он должен был казаться «своим» и в большом дворе благоволившей к нему Екатерины II и в малом Гатчинском дворе отца.
Александр I не был прирожденным лицемером и та двойственная роль, которую ему пришлось играть, ему совсем не нравилась.
При дворе Екатерины II Александр должен был играть роль очаровательного «Принца-философа», идущего по стопам своей бабушки «императрицы-философа», в Гатчине он принужден был скрывать свое увлечение либеральными идеями, к которым отрицательно относился его отец.
К несчастью и умственное воспитание Александра I тоже было двойственным. Екатерина, незаконно занимавшая престол взрослого сына и подумывавшая передать его любимому внуку старалась, чтобы Александр шел «в уровень с умственным движением века». И вот воспитанием будущего русского самодержца занялся швейцарский республиканец и революционер Лагарп. Можно ли было придумать чтонибудь более нелепое?!
Целых тринадцать лет, с 1783 по 1796 год, Лагарп прививал Александру «свой дух, свои идеи и планы». Какой это был дух, какие идеи и планы можно видеть из того, что когда началась французская революция, «Лагарп с великим интересом следил за ее развитием, но, мало того, он начал принимать в ней активное участие, какое только можно было из далекого Петербурга: он писал во французской печати статьи, дискутировал и полемизировал…» «В драматических событиях следующего двадцатилетия он сперва ярый сторонник французской революции, а потом — столь же ярый враг наполеоновской империи. В интригах, конспирациях, революциях, в ниспровержении старого порядка в Швейцарии и возникновении «единой и неделимой республики Гельвеция», в борьбе против Наполеона и на Венском Конгрессе — всюду принимал Лагарп самое активное участие. Но нигде он не выдвигался на первый план всегда намеренно оставался в тени, добровольно стушевывался. Только однажды сам он стоял у власти в 1798–1800 г. он был в составе пятичленной Директории Гельветской Республики, поставленной французами».
А Екатерина II читала своему любимому внуку вслух французскую конституцию 1791 года, объясняя ему ее по параграфам.
Результаты этого республиканского воспитания отразились самым трагическим образом, как на мировоззрении Александра I, так и на судьбе России.
«Юный Александр, — пишет С. Платонов, — вместе с Лагарпом мечтал о возможности водворения в России республиканских форм правления и об уничтожении рабства».«…В умственной обстановке, созданной Лагарпом, — пишет С. Платонов, — Александр действительно шел в уровень с веком и стал как бы жертвою того великого перелома (?! — Б. Б.), который произошел в духовной жизни человечества на рубеже XVIII и XIX столетий. Переход от рационализма к ранним формам романтизма сказался в Александре сменою настроений, очень характерною. В его молодых письмах находим следы политических мечтаний крайнего оттенка: он желает свободных учреждений для страны (Constitution Libre) и даже отмены династического преемства власти; свою задачу он видит в том, чтобы привести государство к идеальному порядку силой законной власти и затем от этой власти отказаться добровольно. Мечтая о таком «лучшем образце революции, Александр обличает в себе последователя рационалистических учений XVIII столетия. Когда же он предполагает, по отказе от власти уйти в сентиментальное счастье частной жизни «на берегах Рейна» или меланхолически говорит о том, что он не создан для придворной жизни, — перед нами человек новых веяний, идущий от рассудочности к жизни чувства, от политики к исканию личного счастья. Влияние двух мировоззрений чувствуется уже в раннюю пору на личности Александра и лишает ее определенности и внутренней цельности».
![Путь к истине [Путь к правде]](/storage/book-covers/e8/e891cd7f8707a8f6c00a10f94af041aec287e62d.jpg)
