«Твой муж встречается с другой женщиной. Через час они выйдут из отеля Трампа на Джорджия стрит, комната 611».
Номер неизвестен.
Вот уже полчаса мои глаза не отрываются от экрана смартфона. За это время я, кажется, выучила наизусть каждый символ послания, нежданно настигшего меня во время ланча в Тим Хортонс. Кусок медового пончика так и застрял где-то в нижней части моего горла, хотя я и пыталась протолкнуть его, лихорадочно глотая кофе.
В данную минуту способность соображать уже вернулась и даже произвела на свет три наиболее вероятных сценария:
1) Недоразумение. Я получила сообщение по ошибке, потому что мой муж не тот человек, который станет изменять. Он бы мне сказал, это точно.
2) Шутка. У нас полно придурковатых друзей, обожающих курить травку и не только. Да, скорее всего, это шутка. Чёрт бы побрал власти, легализовавшие в этой стране марихуану. Долбаное курево теперь можно купить на любом углу и заплатить при этом государству налоги.
3) Измена. Он действительно мне изменяет, и это закономерно: в наших обстоятельствах его желание общаться интимным образом с другими женщинами никого бы не удивило. Никого кроме меня, разумеется, потому что я слишком хорошо знаю своего мужа — он не изменяет. Эта версия самая нелепая, и я в неё не верю. Мой муж не изменяет. Не изменяет. Не изменяет. Точка.
Отель Трампа расположен в десяти минутах ходьбы от того места, где я сейчас нахожусь. У меня осталось полчаса, чтобы лично убедиться в том, что…
В чём?
Чем ближе мои туфли к месту назначения, тем тяжелее втиснутые в них ноги. Грудь сдавливает неизвестность. Я её ненавижу — предпочитаю получать правду сразу, не откладывая на потом, не ждать приговор, сжигая нервную систему.
Толкаю тяжёлую дверь и, намеренно не глядя на работников рецепции, уверенно шагаю к лифту.
— Мээм? — окликают несколько голосов сразу.
— Простите! Я опаздываю на встречу! — бросаю в ответ, изображая спешку.
— Какая комната, мэм?
— 611, - отвечаю. — На имя мистера Керрфут.
Зеркальные двери фешенебельного лифта быстро закрываются, оставляя меня наедине с паническим, выкручивающим желудок страхом.
— Ты в порядке, Вик. Ты в полном порядке. Просто дыши глубже! — говорю себе.
Шестой этаж. Мои каблуки тонут в длинном ворсе ковровой дорожки с персидским орнаментом. Белая дверь с золотыми цифрами 611 и рельефной дверной ручкой. Я ничего не слышу: ни музыки, ни смеха, ни человеческих голосов. Тихо, как в гробу.
Внезапно понимаю, что он там. Кай Керрфут, человек, который заставил меня влюбиться так, как влюбляются только в фильмах, который взял мою руку в свою и в самый тяжёлый момент нашей жизни предложил заботиться друг о друге, чтобы выжить, находится в комнате с чужой женщиной.
С чужой ли?
Дверь гостиничного номера 611 последняя в этом узком ответвлении от общего холла шестого этажа. Я делаю ровно три шага к окну в его торце и разглядываю фрагмент Ванкувера у моих ног, виднеющийся сквозь панорамное стекло. Если смотреть снаружи, тонированные окна отеля горят сейчас отражением солнца, делая здание похожим на огненный дворец. Почему я думаю об этом сейчас? Потому что вот уже годы напролёт мои эмоции ежедневно глушатся лекарствами, и я не знаю, хватит ли им мощи помочь мне и сегодня. Забавно, не далее как сегодня утром мой супруг интересовался, не забыла ли я принять свои таблетки. Заботливо так, мягко, увещевательно:
— Викки, пожалуйста, не забывай. Ты же знаешь, твоя психика уязвима: любой стресс способен вернуть нас к исходной точке.
Да, работы проделано много: десятки, а может быть и сотни встреч с психотерапевтом, утюжащим мои мозги, альтернативные методики, новые вещества, и вот я живу. Просто хожу по земле.
И всё-таки я чувствую боль. Жжение где-то в самом центре груди, какой-то сдавленный спазм, бетонный блок, всё сильнее меня придавливающий к полу гостиничного холла.
Какая банальность вывалится из их уст? Что они скажут? Он? Она? Что скажу я? Кто из нас уйдёт первым? Кто не справится с собой?
Теперь оцепенение. Оно пугает. Какого чёрта я здесь делаю? К чему весь этот мазохизм? Да, он там, и, если смотреть правде в глаза, это должно было произойти.
Но… как же «И в горе, и в радости»? «В болезни и в здравии»?
Впервые за долгое время я физически ощущаю своё сердце — ударную установку на рок концерте. С трудом отрываю каблук от персидского ковра, намереваясь развернуть ноги в направлении «прочь из АДА», но в итоге решаю остаться: какой смысл в побеге? Ведь жизнь однажды уже научила, что это бесполезно — невозможно сбежать от себя.
Ждать приходится недолго: через восемь минут звук проворачиваемого в замке ключа рубит мою жизнь ещё на два клочка «до» и «после».
