Андрей Станиславович Бычков - читать полностью все книги

«Так он и лежал в одном ботинке на кровати, так он и кричал: „Не хочу больше здесь жить! Лежать не хочу, стоять, сидеть! Есть не хочу! Работать-то уж и тем более! В гости не хочу ходить! Надоело все, оскомину набило! Одно и то же, одно и то же…“ А ему надо было всего-то навсего надеть второй носок и поверх свой старый ботинок и отправиться в гости к Пуринштейну, чтобы продолжить разговор о структуре, о том, как вставляться в структуру, как находить в ней пустые места и незаметно прорастать оттуда кристаллами, транслирующими порядок своей и только своей индивидуальности.».

«Он взял кольцо, и с изнанки золото было нежное, потрогать языком и усмехнуться, несвобода должна быть золотой. Узкое холодное поперек языка… Кольцо купили в салоне. Новобрачный Алексей, новобрачная Анастасия. Фата, фата, фата, фата моргана, фиолетовая, газовая.».

«Захотелось жить легко, крутить педали беспечного велосипеда, купаться, загорать, распластавшись под солнцем магическим крестом, изредка приподнимая голову и поглядывая, как пляжницы играют в волейбол. Вот одна подпрыгнула и, изогнувшись, звонко ударила по мячу, а другая присела, отбивая, и не удержавшись, упала всей попой на песок. Но до лета было еще далеко.».

«А те-то были не дураки и знали, что если расскажут, как они летают, то им крышка. Потому как никто никому никогда не должен рассказывать своих снов. И они, хоть и пьяны были в дым, эти профессора, а все равно защита у них работала. А иначе как они могли бы стать профессорами-то без защиты?».

«Признаться, меня давно мучили все эти тайные вопросы жизни души, что для делового человека, наверное, покажется достаточно смешно и нелепо. Запутываясь, однако, все более и более и в своей судьбе, я стал раздумывать об этом все чаще.».

«Исследуя свою свободу, я вдруг однажды понял, что я исследую свою смерть. Как и многие, я не хотел жить в этом мире……у меня был друг, которого я действительно любил и которого я, наверное, возьму с собой на небо.».

«...и стал подклеивать другой, что-то там про байдарку, но все вместе, подставленное одно к другому, получалось довольно нелепо, если не сказать – дико, разные ритмы, разные скорости и краски, второй образ более дробный, узкий и выплывающий, а первый – про женщину – статичный, объемный, и на фоне второго, несмотря на свою стереоскопичность, все же слишком громоздкий.».

«Вагон качало. Длинная светящаяся гирлянда поезда проходила туннель. Если бы земля была прозрачна, то можно было бы видеть светящиеся метрополитенные нити. Но он был не снаружи, а внутри. Так странно смотреть через вагоны – они яркие, блестящие и полупустые, – смотреть и видеть, как изгибается тело поезда. Светящиеся бессмысленные бусины, и ты в одной из них.».

«Еще вчера – белый собор Сан-Мишель, красный подиум, и два бронзовых пеликана, и бронзовый змей, обвивающий подсвечник; распятие было рядом, но он не мог себя заставить думать о Боге. Теперь он стоял в своей комнате. Солнце село. Звонить ей не было смысла: все было кончено еще в марте. Никто никого никогда не вернет.».

«Знаешь, в чем-то я подобна тебе. Так же, как и ты, я держу руки и ноги, когда сижу. Так же, как и ты, дышу. Так же, как и ты, я усмехаюсь, когда мне подают какой-то странный знак или начинают впаривать...».

«Вечен дом смерти и беспощадна жизнь человеков. И никогда не отличат они загадок своих от разгадок. И не отвратят их от бед их ни живот их, ни власть, ни благочестие. Подточат болезни бренные тела. Кого-то ударит из-за угла подлец инфаркт, зашушукает, заурчит в грудях, да и разорвет фонтаном бессмысленное сердце...».

«…и вот теперь руки будут, как ноги, а ноги (правильно ты догадался), как руки, а вместо твоей головы – ничего, о кровавая тьма твоего наслаждения, как ты наконец добираешься до себя…».

«Пребывая в хаосе и отчаянии и не сознаваясь себе самому, совершая изумительные движения, неизбежно заканчивающиеся поражением – полупрозрачный стыд и пушечное ядро вины…А ведь где-то были стальные люди, люди прямого рисунка иглой, начертанные ясно и просто, люди-границы, люди-контуры, четкие люди, отпечатанные, как с матрицы Гутенберга…».

«Но нет, хватит больше смертей, осталось еще шестнадцать жизней и их надо как-то прожить, их надо накрасить, их надо одеть, нарядить и отвезти в ночной клуб...».

«Он зашел в Мак’Доналдс и взял себе гамбургер, испытывая странное наслаждение от того, какое здесь все бездарное, серое и грязное только слегка. Он вдруг представил себя котом, обычным котом, который жил и будет жить здесь годами, иногда находя по углам или слизывая с пола раздавленные остатки еды.».

«Музыка была классическая, добросовестная, чистая, слегка грустная, но чистая, классическая. Он попытался вспомнить имя композитора и не смог, это было и мучительно, и сладостно одновременно, словно с усилием, которому он подвергал свою память, музыка проникала еще и еще, на глубину, к тому затрудненному наслаждению, которое, может быть, в силу своей затрудненности только и является истинным. Но не смог.».

«Не зная, кто он, он обычно избегал, он думал, что спасение в предметах, и иногда, когда не видел никто, он останавливался, овеществляясь, шепча: „Как предметы, как коробки, как корабли…“».

У романа выверенная и смелая драматургия, шокирующая фабула. Не случайно, что написан он известным сценаристом и писателем Андреем Бычковым, обладателем трех международных призов за сценарии (фильм «Нанкинский пейзаж», реж. В.Рубинчик, 2006, Спецприз XXVIII ММКФ и Главный приз IV МКФ «Восток-Запад»). Сюжет: двое по-своему несчастных влюбленных, у каждого из которых своя история (она проститутка, а он игрок), случайно встречаются «на панели». Они незнакомы друг с другом, но решают совершить двойное самоубийство… А в результате становятся «прекрасными убийцами».

«Моцарт приехал в Ялту в конце марта. Весна в том году была ранняя и обещала быть холодной и затяжной. „Кого бы выбрать на роль Сальери?“ – печально подумал он.».

«Так было и в ту ночь, когда без двадцати три смолк рев мощных „мерседесов“ и настала какая-то странная тишина. Я был абсолютно один в этой своей комнате, в этой жарко натопленной комнате, которую я снимал всего за сорок баксов. И вдруг понял, чего, быть может, эта великая книга от меня и хотела: что мир вовне никогда не изменится и что он всегда будет мне враждебен, всегда будет сильнее, но что и у меня будет оружие, единственное оружие, если только я смогу его в себе назвать.».

«И ты – Король. Просто ты родился не в свое время. Как же быть? Но короли не доказывают, что они короли. Они знают об этом. И некоторые из них даже иногда переодеваются, чтоб побыть как конюх, как повар. И это все вранье, что они потом признаются на конюшне или в кухне, сказки это, будто бы они скидывают тряпье и обнажают сияющие камзолы. Нет, они не признаются, никто из лакеев, среди которых они жили, никогда так об том и не узнает. Вот в чем весь трюк.».

«– Плохой ты интеллигент, посредственный, если даже матом не можешь.».

Андрей Бычков – яркий и неординарный прозаик, автор девяти книг прозы, шесть из которых вышли в России и три на Западе. Финалист премии «Антибукер», лауреат международного сетевого конкурса «Тенета». Герой романа «Нано и порно» совершает психотическое путешествие в центр Земли, чтобы найти своего отца и обрести Россию не как погибшую родину, а как воскресающее отечество. В целом это книга о человеческих взаимоотношениях в эпоху тотального психоанализа, о необходимости выбирать между светом и тьмой, о древних мифах, на которых держится вся современная культура.

«Легкая, я научу тебя любить ветер, а сама исчезну как дым. Ты дашь мне деньги, а я их потрачу, а ты дашь еще. А я все буду курить и болтать ногой – кач, кач… Слушай, вот однажды был ветер, и он разносил семена желаний…».