Жены Иоанна Грозного

Жены Иоанна Грозного

Авторы:

Жанр: Историческая проза

Циклы: не входит в цикл

Формат: Полный

Всего в книге 22 страницы. Год издания книги - 1991.

Книга русского писателя С. Горского впервые издана в 1912 году. Она не претендует на всесторонний анализ событий XVI века, некоторые оценки и трактовки событий грешат субъективизмом, но ведь и от романов Дюма мы не требуем документальной точности и строгой последовательности. Самое главное — эта книга отражает характер жестокой и противоречивой эпохи, кровавые, аморальные нравы, царившие при дворе самодержца, характер самого Ивана Грозного, беспощадно расправлявшегося с чужими жизнями и судьбами, хитрого, злобного, развращенного… Потрясают судьбы женщин, попадавших под власть венценосного развратника.

Читать онлайн Жены Иоанна Грозного


Воспроизведение издания
Москва
Книгоиздательство «ДЕЛО»
1912 г.

I

25 июля 1569 года на Красной площади в Москве с раннего утра кипела работа. Еще накануне туда привезли целые штабели бревен, досок, несколько железных котлов, груды цепей, крюков. Московские люди отлично знали значение этих приготовлений: грозный царь Иоанн Васильевич не раз тешил себя всенародными казнями и пытками, но никогда еще Москва не видела такой массовой казни, которая, очевидно, готовилась в этот день.

Кто-то пустил слух, будто царь приказал опричникам хватать обывателей на улицах и казнить поголовно всех, кто покажется, и Москва замерла. Только на Красной площади стучали топоры и визжали пилы, да кое-где по опустевшим улицам проезжали «верные слуги государевы», с метлами и собачьими головами у седел.

Часам к восьми на площади выросло 18 широких виселиц. Среди них, у Лобного места, возвышался костер, над которым висел огромный чугунный чан с водой. Костер запылал, и скоро над чаном поднялись белые клубы пара. Среди тишины, в которую погрузилась площадь, слышно было только потрескивание горящих бревен и клокотание кипятка. Рабочие, окончив свое дело, поспешили скрыться. На Красной площади остались лишь несколько опричников, наблюдавших за приготовлениями к казни.

Ровно в одиннадцать часов за кремлевской стеной раздались звуки бубнов и труб. Спасские ворота распахнулись и показалась длинная процессия. Впереди, на белом коне, ехал сам царь Иоанн Васильевич. На нем был «малый наряд», т. е. короткий парчовый кафтан, но на голове сверкал покрытый золотой насечкой шлем, у пояса висела сабля, а в правой руке было зажато длинное копье. За царем ехал его любимый сын Иоанн. Царевич был тоже в «малом наряде» и, как царь, вооружен саблей и копьем. Кроме того, у его седла болталась метла и собачья голова, потому что он считался главным начальником опричнины.

За царевичем выехали сотни опричников, а за ними шли осужденные, которых на этот раз было около 300 человек. Измученные пытками, они еле передвигали ноги. На худых, желтовато-бледных лицах застыло выражение страдания и полного равнодушия ко всему, что происходит. Некоторые из них даже останавливались, и тогда стража подгоняла их ударами бердышей. Это были страдальцы, обвиненные в заговоре против грозного царя. После возвращения из разгромленного Новгорода и Пскова Иоанну нужно было и в Москве устроить что-либо выдающееся по жестокости. Скуратов, угадывающий желания своего повелителя, поспешил «открыть» грандиозный заговор, во главе которого, будто бы, стоял архиепископ Пимен. В результате московские застенки и тюрьмы переполнились, начались массовые пытки и почти все, подвергавшиеся допросу, были осуждены. Среди них были знатные бояре и даже такие любимцы царя, как старший Басманов, князь Вяземский и другие.

Иоанн подъехал к Лобному месту и остановился. Он окинул взором пустую площадь, нахмурился и громко, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Собрать народ. Пусть все видят, как гибнут злодеи.

С криками «Гойда! Гойда!» опричники бросились врассыпную. По всем улицам Москвы застучали конские копыта, удары бердышей о двери и ворота. Обыватели, замирая от страха, не смели нарушить волю царя. Через полчаса Красная площадь стала заполняться народом и скоро на ней собралась тысячная толпа.

Царь, не проронивший до этого слова, повернул коня от Лобного места к народу и, возвысив голос, сказал:

— Народ! Сейчас увидишь муки и казни. Гляди, но не бойся. Се я караю изменников, умышлявших погубить меня и все мое царство. Ответствуй, прав ли суд мой?

Опричники, окружавшие Иоанна плотным кольцом, громко закричали:

— Прав! Прав! Да живет многия лета Государь Великий! Да сгинут злодеи, изменники.

Эти клики подхватила толпа, запрудившая Красную площадь. Молчать в такие минуты было слишком рискованно.

Царь подал знак и началась страшная казнь. Осужденных не просто убивали, а подвергали перед смертью мучениям, которые могла изобрести только самая развращенная фантазия.

Начали с боярина-стольника Висковатого, который провинился тем, что не согласился отдать свою шестнадцатилетнюю дочь в царский гарем. Боярина повесили вверх ногами, облили ему голову кипятком, потом Малюта Скуратов отрезал ему уши и нос, другие опричники медленно отрезали страдальцу обе руки, и только после того, как достаточно насладился зрелищем окровавленного, судорожно извивавшегося тела, палач привычным ударом перерубил его пополам.

В этот момент на кремлевской стене раздался веселый смех, который жутко пронесся над затихшей толпой. Те невольные зрители казни, которые нашли в себе силы оторвать взор от окровавленных останков замученного Висковатого, могли видеть, как среди зубцов стены сверкнули в солнечных лучах женские кокошники.

Взглянул туда и царь. Он жестом подозвал к себе Малюту и тихо сказал ему, кивнув по направлению к стене:

— Скажи, чтоб там тихо было. Соблазн больно срамной.

Малюта, привыкший понимать Иоанна с полуслова, поспешно направился к Спасским воротам. В стене башни этих ворот до сих пор сохранилась железная дверь, через которую, по узкой каменной лестнице, на кремлевскую стену поднялся грозный Скуратов. На вершине стены, за толстыми каменными зубцами, тянулся широкий коридор, из которого, через бойницы между зубцами, открывался вид на город. Красная площадь видна отсюда вся как на ладони.


С этой книгой читают
Лонгборн
Автор: Джо Бейкер

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Лабиринт Минотавра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стоимость жизни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


По прозвищу Моль

Полузабытые легенды возвращаются в мир и становятся реальностью, стряхивая серую маскировку бытия.


Большая охота

История из жизни самой Раравис.