У перекрестка нервно топтался смуглый молодой человек. Дождь его мало беспокоил, он то и дело смотрел на часы. Опаздываю. Скандальное дело.
С четверть часа прошло, не меньше — выброшенная вперед рука, попытки остановить машину. Четверть часа безответных призывов. Но все как одна проносились мимо, все — мимо, точно они сговорились. «Суки», — шептал молодой человек.
Он уже потерял надежду, когда, наконец, притормозила тачка темно-вишневого цвета.
Водительница его окинула изучающим, но благосклонным взглядом. Высокая полноватая девушка, может быть, и юная дама — с крупными броскими чертами. Как говорится — яркая внешность.
Сняв розовую ладошку с руля, она спросила:
— Куда ж вам хочется?
— В район Донского монастыря. Недалеко.
— Маршруты сходятся, — сказала посланница судьбы.
Машина покатила по Шаболовке. Он скорбно глядел перед собою, губы его были плотно сжаты.
— С вами ничего не случилось? — озабоченно спросила она.
— Нет, я еще жив. Почему вы спрашиваете?
— Просто у вас такое лицо, точно вы едете в крематорий.
Он грустно промолвил:
— Вы не ошиблись. Случилась беда с дорогим человеком.
— С кем же? — спросила она с участием.
Он призадумался и произнес:
— Имя вам ничего не скажет. Оно ни разу не прогремело на требовательных подмостках жизни и в свет прожекторов не попало. Он скромно трудился в своем департаменте в ответственной сфере рыбоводства. Но сердце было из чистого золота.
Водительница была взволнована:
— Очень душевно и проникновенно.
— Я должен сказать о нем несколько слов. Само собою, не так эскизно. Это — суровое испытание. Но лучше меня никто не скажет. Никто не знал его так, как я.
Она сказала:
— Во время пауз изредка взглядывайте на меня. Может быть, вам станет полегче.
И, встретив его вопросительный взгляд, призналась:
— Наши маршруты сходятся. Я вам уже сказала об этом. Они драматически совпали. С дочкой покойного мы — подруги. Вместе учились.
Он отозвался:
— Непостижимо.
— Но это так. Странно, что я вас прежде не видела.
Остановившись на площадке и выбрав для машины местечко, она протянула ему ладошку:
— Дарья Гуревич. Ваша очередь.
— Гвидон — мое имя, — сказал ее спутник.
После печального обряда и обязательных поминок они оказались в ее квартирке.
— Достал ты меня надгробным словом, — сказала усталая Гуревич. — Прямо перевернул всю душу.
— Надеюсь, она вновь приняла свое исходное положение, — сочувственно отозвался Гвидон.
— Выходит, не разглядела покойного. Ты просто мне раскрыл горизонты.
— Ну вот еще, — пробурчал Гвидон. — Какие горизонты над ямой…
— Нет, это так. Я почти прослезилась. Жаль, что за столом на поминках ты уже не сказал ни слова.
— Вдохновение не приходит дважды.
Он вяло разглядывал душную спальню. Ложе, принявшее их в свое лоно, было похоже на колыбель, разросшуюся и вширь и вдоль. На круглом столике щурил глазки бесстыдный обнаженный божок.
— В печальном месте свела судьба, — задумчиво вздохнула Гуревич. — А ведь иначе могли и не встретиться.
— Запросто, — подтвердил Гвидон.
— Однако как жадно хочется жить на панихидах и погребеньях, — она притянула к себе его голову. — А ты к тому же еще прехорошенький. Ресницы девичьи, адской длины. И очи восточные, миндалевидные. На подбородке — вкусная ямочка. Груша бы лопнула от злости.
— Кто эта Груша?
— Сестра и завистница. Мы с ней погодки. Даша и Груша. Трогательные попытки диаспоры вклиниться в степной чернозем. Груша меня преследует с детства. Я неизменно была премьершей, а она — на подпевке и подтанцовке. Представляешь, сколько всего в ней копилось.
— Сестры ничего не прощают, — согласился молодой человек.
— Слегка унялась, когда вышла замуж. Супруг успешно вписался в действительность. Но до тебя ему далеко. Хотя он рвется в монополисты.
— Тогда это мне до него далеко.
— Ну почему у тебя все время обиженное выраженье лица? — нежно осведомилась Гуревич.
— Выдь на Волгу, чей стон раздается? Тогда и поймешь, — сказал Гвидон.
— А откуда ты взял такое имя? Правда, тебе оно подходит. Ты в самом деле как князь из сказки. Жаль, что Груня тебя не видит.
— Имя мое, — кивнул Гвидон, — классическое, древнеславянское. Но есть компаративистская версия. Когда ты читала «Декамерон», стоило обратить внимание на второстепенное лицо — мессера Гвидо де Кавальканти. Не покидает предположение, что это он — мой прямой предшественник. И фамилия моя — Коваленко.
— В самом деле, — сказала Гуревич, — что-то созвучное.
— Именно так. Фонетическое родство бесспорно. Но главное — наша духовная связь. Мессер был достойный человек безукоризненных нравственных правил.
— Очень похоже, что ты тут прав.
Выяснив происхождение гостя, хозяйка придвинулась к нему ближе. Беседа сама собой иссякла. Изредка тишину тревожили томные печальные звуки, напоминавшие стоны горлицы.
— Удивительно, — сказала Гуревич.
Гвидон сказал:
— Груня бы лопнула.
— И поделом ей, — сказала сестра. — Не пялься на чужое добро. Слушай, ты уже собираешься?
— Есть обязанности, — сказал Гвидон.
— Между прочим, я тебя не спросила, чем ты занят, когда не исследуешь генеалогическое древо.
— Я — филолог, у меня есть диплом.
— Гуманитарий. Оно и видно, — кивнула Гуревич.
