Больше всех приятелей по хедеру, больше всех мальчиков в городе и больше всех людей на свете я любил моего товарища Беню, сына Меера Полкового. Я испытывал к нему странную привязанность, смешанную со страхом. Любил я его за то, что он был красивее, умнее и ловчей всех ребят, за то, что был предан мне, заступался за меня, давал оплеухи, драл за уши каждого мальчишку, который пытался меня задеть.
А боялся я его, потому что он был большим и дрался. Бить он мог, кого хотел и когда хотел, как самый старший, самый большой и самый богатый из всех мальчиков в хедере. Отец его, Меер Полковой, хоть был и не более как полковым портным, все же считался богачом и играл в городе роль почтенного обывателя: имел хороший дом и место у восточной стены в синагоге (третье от ковчега), в пасху у него пекли лучшую мацу; в субботу он брал к себе гостя-бедняка; милостыню подавал щедро; когда просили взаймы – не отказывал; детей обучал у лучших меламедов, – короче говоря, Меер Полковой старался походить на людей и стать хозяином, как все хозяева, словом, втереться в общество; но тщетно – не так легко проникнуть в общество у нас в Касриловке, не так легко у нас в Касриловке забывают, из какого человек рода и где его истинное место. Портной может выбиваться в люди двадцать лет подряд и отличиться наилучшим образом, и все-таки у нас в Касриловке он останется только портным. Я думаю, что нет на свете такого мыла, которое у нас в Касриловке сумело бы отмыть подобное пятно. Увы! Как вы думаете, сколько дал бы, к примеру, Меер Полковой, чтобы избавиться от прозвища «Полковой»! Несчастье его состояло в том, что фамилию он носил еще в тысячу раз худшую, чем это прозвище. В паспорте, представьте себе, он был записан: «Каневский мещанин Меер Мовшович Телка».
Удивительное дело! Неужели прапрадед Меера, тоже, наверно, портной, царство ему небесное, выбирая фамилию, не мог взять более приличную!.. Ну, записал бы себя: «Наперсток», «Подкладка», «Иглоузлов», «Заплаткин», «Длинноспинкин» – тоже не ахти какие благозвучные фамилии, однако они все-таки имеют отношение к портняжному делу. Но «Телка»? И на что ему сдалась эта «Телка»? Вы скажете: а как же «Бык»? Разве нет людей, которые носят фамилию «Бык»? Можете говорить что угодно: бык и телка действительно одного происхождения, но это совсем не то же самое. Бык это все-таки не телка…
Но возвратимся к моему товарищу Бене.
Беня был славный малый: белолицый, толстенький, веснушчатый, с рыжими колючими волосами, с пухлыми щечками, редкими зубами и со странными красными, навыкат, как у рыбы, глазами. Эти выпученные глазки всегда плутовски усмехались. К тому же у Бени был вздернутый нос и вся физиономия имела довольно нахальное выражение. Но мне она нравилась, и мы с Беней стали друзьями с первого же часа нашего знакомства.
Первое знакомство свели мы руками под столом, сидя с ребе за библией.
Когда мама привела меня в хедер, ребе, человек с густыми бровями и в остроконечной ермолке, читал ученикам главу «Бытие». Без лишних проволочек – сдавать экзамен не потребовалось, метрики представлять тоже – ребе сказал мне:
– Залезай вон на ту скамейку, между теми двумя мальчиками.
Я залез на скамейку, втиснулся между двумя мальчиками и считался принятым. Особых переговоров с ребе моей матери тоже вести не пришлось. Они обо всем условились еще до праздников.
– Помни же, учись как следует! – говорит мне мама, уже подойдя к двери. Она еще раз оглядывается на меня, смотрит со смешанным чувством удовлетворения, любви и жалости. Я прекрасно понимаю мамин взгляд: ей доставляет радость, что я сижу среди детей порядочных родителей и учусь, но у нее болит сердце из-за того, что она должна со мной расстаться.
По правде сказать, у меня на душе было намного веселее, чем у мамы: я сижу среди стольких новых товарищей, они осматривают меня, я осматриваю их, мы осматриваем друг друга. Однако ребе не дает нам сидеть без дела. Он раскачивается и громко нараспев кричит, а мы за ним, во весь голос, один громче другого:
– Vehanochosch – и змей! hoio – был! orum – хитрее! micol – всех! chaes – зверей! hasode – поля! ascher – которых! oso – он сотворил!
Если мальчики сидят так близко друг к другу, хоть они и раскачиваются и кричат, невозможно, чтобы они не познакомились, не перекинулись хотя бы несколькими словами.
Беня Меера Полкового, который сидел вплотную ко мне, прежде всего дает о себе знать, ущипнув меня за ногу. Мы с ним переглядываемся. Он начинает еще сильнее раскачиваться, читает нараспев библию вместе со всеми и вставляет свои слова:
– Vehoodom – Адам! ioda – познал! Возьми эти пуговицы! es chave – Еву! ischtoi – свою жену! Дай мне рожок, а я тебе за это дам потянуть из моей папиросы!
Я чувствую в своей руке его теплую руку и несколько маленьких, гладких, скользких брючных пуговиц. Мне не нужны пуговицы, у меня нет рожков, и я не курю папирос. Но мне нравится разговаривать таким образом, и я отвечаю Бене тем же напевом, раскачиваясь вместе со всеми:
– Vatahar – и она зачала! Кто тебе сказал.., vateiled – и она родила! – что у меня есть рожки?