Одной из первых европейских книг, в которой упоминается имя японского военачальника Ода Нобунага, была «Истории Индии», написанная в XVII столетии историком-иезуитом Джованни Маффеи. Индекс этой книги, который я обнаружил, собирая пыль в библиотеке Лейденского университета, содержал слова «Japonius Tyrannus», «японский тиран», представляющие поразительно точное определение карьеры и жизни Нобунага[1].
Маффеи (1544–1605), давая сведения о Нобунага, опирался на письма, написанные и отосланные в Европу одним из наиболее известных летописцев начального периода иезуитской миссии в Азии португальцем Луисом Фройсом (1532–1597). Маффеи был хорошо знаком с Фройсом, или, как минимум, с его письмами, и очень высоко оценивал его. Фройс был первым европейцем, встретившимся с Нобунага в японской столице Киото в 1569 году, которая перешла в руки Нобунага годом ранее. Вскоре после встречи с Нобунага, 1 июня 1569 года, Фройс дал следующую характеристику военному гегемону Японии[2]:
Правителю Овари около 37 лет, он высок ростом, худощав, с редкой бородой, необычайно звучным голосом, словно предназначенным для командования войсками, неутомим, склонен к справедливости и состраданию, надменный и честолюбивый, необычайно скрытен в своих замыслах, большой знаток стратагем, едва ли или совсем не обращающий внимание на замечания и советы своих подчиненных; его все очень боятся и уважают. Он не пьет вина, бесцеремонен в манерах, смотрит сверху вниз на всех остальных правителей и принцев Японии и разговаривает с ними пренебрежительно, словно со своими подчиненными. Ему беспрекословно повинуются все как единовластному повелителю, он обладает хорошей проницательностью и резкостью в суждениях, он презирает всех божеств, будд, а также все иные виды идолопоклонства и языческих суеверий. Формально он заявляет, что принадлежит к школе Лотоса, но при этом открыто провозглашает, что нет ни создателя мира, ни бессмертия души, ни жизни после смерти.
Его жилища всегда необычайно чисты и изысканны и всегда в идеальном порядке. Он ненавидит промедление и уклончивые речи, и даже принцы не появляются перед ним с мечом, с ним всегда две тысячи слуг или вооруженных воинов. Его отец был правителем провинции Овари, но сам он, благодаря своей неутомимой энергии, сумел за последние четыре года покорить семнадцать или восемнадцать провинций. Он завоевал восемь [так!] центральных провинций, включая столичную провинцию Ямасиро, за семь или восемь дней.
Фройс сделал некоторые дополнения к вышеприведенному описанию в своем главном произведении «История Японии», которое он написал в 1580-х годах, добавив пассаж, в котором он описывает интерес Нобунага к разным утонченным занятиям и турнирам сумо[3]:
Нобунага питал особую склонность к знаменитой чайной утвари, хорошим лошадям, мечам и соколиной охоте, а также любил смотреть на поединки обнаженных борцов как высших, так и низших рангов.
Нобунага доминировал на политической арене Японии в период между 1568 и 1582 годами, когда он постепенно подчинил центральные области и начал тем самым процесс военного и политического объединения страны. Один из современных западных историков Японии называл его «исторической необходимостью», вознесшей Японию из средневековья на порог периода Токугава (1603–1867)[4]. Тем не менее, эпитеты, которыми Нобунага награждают большинство западных историков, в сущности, ничем не отличаются от слов Маффеи. Нобунага описывали как «величественного варвара» или как «жестокого и бессердечного», а совсем недавно весь его период правления был вообще охарактеризован как «террор»[5].
Характеристики, подобные вышеприведенным, представляют собой, в сущности, моральные оценки, больше говорящие об историке, нежели о его герое. Японские исследователи всегда были менее склонны осуждать Нобунага, но они, в свою очередь, любят порассуждать о его характере и взглядах на жизнь. Эту тенденцию хорошо иллюстрирует то, как Такаянаги Сюнъити суммирует взгляды на Нобунага Наито Акира[6]:
Правитель [Нобунага] хорошо понимал неадекватность традиционных взглядов на мир периода Сэнгоку и со своим нигилистическим отношением к прошлому и экзистенциалистским отношением к настоящему воспринимал самого себя в качестве полновластного спасителя всех людей. Многие склонны полагать, что на его философию тэндо вполне могло оказать влияние христианское понятие Бога.
При первом прочтении такие высокопарные пассажи, как только что приведенный, могут показаться проявлением искренней симпатии со стороны автора. Тем не менее, они представляют собой только голую фразеологию и не подкреплены никакими доказательствами.
В настоящей биографии делается попытка избежать как ставших анахронизмом моральных суждений, так и психологического анализа. Основное внимание в ней будет уделено действиям Нобунага, а не его душе. Личность Ода Нобунага будет представлена как некий результат его собственных амбиций, с одной стороны, и существовавших в его время социальных и политических условий, с другой. Мы будем рассматривать его в соответствии со стандартами его времени, и его историческая роль будет оцениваться по его поступкам и наследию, оставленному им его последователям — Тоётоми Хидэёси (1537–1598) и Токугава Иэясу (1543–1616).
