Я — хорошая девочка

Я у родителей одиннадцатая. У меня два брата и восемь сестер. Самый старший — Абрам. Ему девятнадцать. Он красивый, смуглый, легкий, с курчавой буйной головой. Он работает на заводе и приходит, когда я уже сплю в своем деревянном корыте под вешалкой. Он редко бывает днем дома, и тогда я не спускаю с него восхищенных глаз.

Я хожу за ним всюду, но приближаться боюсь. Кто знает этих взрослых! Все же я стараюсь попасться ему на глаза. Он берет меня на руки, подбрасывает вверх и ставит на пол. Это занимает одно короткое мгновение. Когда еще дождусь!

Он единственный у нас говорит «мамочка». Он берет худые, жилистые руки матери, смотрит в ее скорбное лицо с большими глазами:

— Мамочка, ты бы отдохнула. Заставь девочек работать. Не уставай так, родная.

Мама поднимает передник к глазам.

— Я скоро буду много получать…

— Нет, я не потому. Пусть нашим врагам столько болячек, сколько мне не хватает, чтоб вы все были сыты и и одеты. Какие на тебе ботинки, латка на латке. Нас так много! Что твой заработок!

Нас действительно много. Но, кроме Абраши, никто с мамой так не разговаривает. От разговоров с ним молодеет лицо матери и ее глаза светятся.

После Абраши на один год моложе Хаим. За ним идут близнецы-сестры. Когда отец ругает мать, что «орава много жрет», то всегда кричит: «Если б по одной девке плодить каждый раз — и то бы за глаза хватило, а ты по двое».

Три раза мама рожала девочек-близнецов.

Старшие близнецы совершенно непохожи друг на друга: Геня и Лея. Они садятся с ногами на длинный стол, шьют брюки и поют. Я, играя под столом в лоскутки, очень рано начала петь вместе с ними. А когда вечерами, надев платья цвета танко и блинчатые береты, они уходят гулять, я, четырехлетняя, сама распеваю:

Самая красивая — Соня — с ними не ходит. Она решила экстерном сдать за гимназию и все вечера после работы учится.

Лея ее дразнит:

— Подумаешь, гимназистка! Без дробей замуж не возьмут!

— Ты бы пошла прошлась! Годы идут… Ты все еще надеешься? — вздыхает мама.

Соня тихо отвечает маме:

— Не надеюсь… Но мне просто интересно узнавать новое.

В кухню к маме я не люблю ходить. Там неинтересно. Туда может прийти толстая соседка Злата.

Когда она видит меня, она начинает упрекать маму:

— Бейля, бог с вами, зачем вам был нужен еще этот ребенок? Куда вам столько?

— Не говорите так, Злата. Большой грех берете на душу. И не сглазьте, пусть живут на доброе здоровье.

— Конечно, вы же сами знаете, как их прокормить. Но когда я про вас подумаю… — не унимается соседка.

Мама сердится. Я слышу, что меня не прокормить, и поднимаю на всякий случай рев. Тогда Злата, поправляя платок на растрепанных волосах, оставляет меня в покое и начинает допекать маму Абрамом:

— Такой парень! Это же раввин… А куда вы пустили его работать: на завод! Ходит черный, засмальцованный. Раньше вечерами, бывало, пройдется с моей Басей, душа радуется — чем не пара? А теперь?.. Водится с босяками… Мы в окно смотрим, как он все с ними куда-то ходит.

Мама начинает сердито швырять сковородками. Злата уходит. Но через день она снова сидит в кухне.

Отец приходит домой в пятницу вечером. Пять дней в неделю он шьет овчинные шубы в усадьбах и монастырях.

По пятницам с утра начиналось светопреставление. Сестры носятся по квартире, обливаются потом, переносят вещи из одного угла в другой. Моют полы. Табуретки — на столах, узлы и корзины — на скамьях и кроватях. Чаще всего моет пол рыжая толстушка Лея. Соня ее убеждает, что от этого худеют.

Мне весело смотреть на суматоху.

Я взбираюсь на пирамиду из узлов и корзин и кубарем качусь вниз. Лея поднимает вопль и гонится за мной с мокрой тряпкой.

Наступает вечер. В доме торжественно и небывало тихо. Некрашеные полы темны от влаги, на длинном столе белая простыня. Сверкают начищенные подсвечники. Приветливая чистота.

Из маленькой комнатки слышен тихий шепот старших сестер. А все остальные прячутся, чтоб не подвернуться под горячую руку отца. Я и Буня всегда в корзине с бельем на кухне. Хотя отец нас не бьет и даже не замечает, но в корзину меня загоняет общий страх.

Мама старается защитить отца:

— Вы умненькие, сидите тихонько, пусть он отдохнет, поест. Целую неделю не разгибает спины. Не вертитесь под ногами.

Старшие уже дают на жизнь. Они не боятся отца, им хорошо… Мама суетится на кухне. Она выкраивает крохи «справить субботу».

При стуке щеколды все вздрагивают. Я — так совсем трясусь. В коридоре что-то громыхает. Мама на кухне и не показывается. И только когда отец, повесив пиджак, начинает ворчать: «Некому из-под ног ведро убрать!», мама, сияя, выходит ему навстречу и приветливо, напевно говорит:

— Дети, папа пришел. Ну, как ты, Янечка? Опять не подвезли? Болезни моих детей на их голову!

Мама несет полотенце, стаскивает с отца через голову рубашку и говорит, говорит, чтоб только отвлечь отца от его постоянного раздражения.

Отец усаживается за стол. Он вынимает получку и что-то рассчитывает. То прибавит к маленькой пачке кредиток рубль, то спрячет. Опять пересчитает деньги и снова прибавит рубль. Мама как будто ничего не замечает. Она вынимает из печи еду.