В оформлении книги использованы фрагменты работ Альбрехта Дюрера
Сказка – не жанр, сказка – состояние души.
Сказка-Гримм, сказка-Гауф, сказка-Андерсен…
Сказка-Попов – из этого ряда? Конечно, нет. Здесь, скорее, сказка-Довлатов, сказка-Шукшин, а еще – сказка-Сэй-Сёнагон, сказка-Олеша…
Здесь не сказка, но сказывание, сказывание как вопрошание, как изумление и как отчаяние. Сказка как заметы на полях жизни, извечно горестной, горькой, волшебной…
Какая жизнь у директора одной из лучших школ России, взятого в оборот коррупционной системой? Какая жизнь – во время травли, бесконечных допросов, судов (исход которых и до сих пор не ясен)? Какая жизнь – под подпиской о невыезде, под прессом ангажированного следствия? Это не жизнь, это – битва. Можно было бы ожидать, что и «сказки» этой книги – сказки ристалища. Но – нет… В руках Попова – не меч, и если и противостоит он Системе, то на свой, особенный лад. Противостоит – мыслью.
Автор этой книги – мыслит навстречу жизни. Мыслью живет, мыслью дышит, мыслью принимает жизнь, смиряется перед ней, благословляет ее. Мыслью – выживает.
Взрослые эти «сказки» – потому что для выживания, для сохранения своей души во взрослом, убийственном мире созданы. А сказки – потому что отчаяние их – не смертный грех, но тропинка к Свету. Даже тогда, когда автор в этот будущий Свет уже и сам почти не верит.
Александр Евгеньевич, верьте! Он есть, этот свет – свет взрослых сказок.
Андрей Яншин
Пишу сказки, которые взрослые не читают и детям в руки не дают. Для редкого возраста пишу – для людей горизонта. Они не дети и взрослыми не будут.
* * *
Со сказки жизнь начинается, сказкой завораживается, сказкой заканчиваться должна. Мои – с ноготок.
Я ими в окна скребусь.
Первый остров земли не Адам – Ной. Первый материк не Европа – Ева. Азы знаний от Азии.
Остальным по первой букве.
Если нет камина или, еще хуже, подводят дрова – поджигаю себя.
В непламени – не живу.
Горизонт загородили. Но есть данные, что дню – быть.
Трем буквам: «М», «А» и «П» – учат всех.
Четвертая у каждого своя.
Сказка с урока русского языка
Существительных два – пространство и время.
Пушкин, Шекспир, Цветаева, Пастернак – глаголы.
Судьи – прилагательные.
Синтаксис – народ.
Чиновники – наречия.
Дети – междометия.
Сказка о четвероногих друзьях
Кошки, собаки, стулья, слоны, дети, ослы, столы, скамейки, козы…
Август. А-в-куст. Собачий месяц. Собутыльники не в масть. А-в-грусть. Он сам и смысл, и лай сам. Мост из лета в осень. Мест много, а пусто. А-в-грудь?
Сказка о жалости, любви и зиме
Жа – лю – зи.
Стол стал писать в себя,
а стул сломался от зависти.
Знаешь два – змея.
Знаешь три – дракон.
В семнадцать можно и в столб влюбиться.
Цветок сильнее асфальта,
но ветер не знает об этом.
Белая водка.
Белый снег.
Белые пельмени.
Белые простыни на ветру.
И она белыми валенками в дверь колотит.
«Налейте воды в океан», – воскликнул Колумб и поплыл открывать Америку.
Архимед скромнее, ему ванны хватило.
Волосы на голове – Евразия.
Борода – Африка.
Брови – несбриваемые острова.
– Колобок, колобок, я тебя съем.
– Не ешь, человек, я Земля.
– Хорошие люди где?
– В сказках.
– А хорошие сказки где?
– В людях.
Однажды он позвал обезьян в люди. Пооблизывались, пооблизывались и отказались бананам изменять.
С тех пор бананы стали улыбкой.
Яйцо – пространство.
Курица – время.
Если бы люди были поляками, а поляки Шопенами, тогда бы сердца́не пропадали даром.
Когда ставят лицом к стене,
от смерти фантазия спасает.
Когда приговаривают к зеркалу,
противоядия не найти.
Был бы вишней, пошел бы в ладони – по ягоды.
Бежишь – глаз не хватает. Спотыкаешься, падаешь на небо и благодаришь Господа за царапины на спине.
Цветы украшают людьми.
Кошки, кони, собаки их приручают.
Дороги спасаются от одиночества.
Деньги общаются.
Люди всему нужны.
Она из ссоры пространства со временем.
У одних оно изнашивается до прошлого, у других взрывается будущим. Какое из трех самое настоящее?
Миг не устраивает.
– Если родители – иголки, то дети кто?
– Шишки.
Стоит отрубить одну голову, и тысячи откажутся быть людьми.
Все подбирают с Земли: кто камни, кто листья, я – сказки.
Их не читают дети, взрослые тоже не читают.
Сократу приснился Платон на его коленях. С колен Толстого сошли Пастернак и Гала. У Галы на коленях побывали Дали и Элюар.
Более плодовитых колен не обнаружено.
Любая сказка из добра и зла.
Гласная – Ева букв.
Согласные разные. Три в добре, две – во зле.
Адам и остальные буквы в зрителях.
Всё как у людей и даже больше.
Вечер – отец всего. Мать – день.
«Утро вечера мудренее» – сказка.
Родился в паучьей банке. Такое не прощается. Не паук – преступник. Опустили на дно, там буквы лицом к людям, спиной к паукам. Буквы его полюбили, вывели на волю. Люди оскорбились текстами со спины. Посмеялись над пауком-писателем и сунули в пункт приема пустой посуды. Он понимал: люди не пауки, но и не читатели. Писал для себя. Людей давно нет, буквы с лица стареют скорее. Есть библиотеки в пунктах приема пустой посуды, и писатель – паук за спинами букв.