— Сволочь, мразь, предатель!
Входная дверь хлопнула с такой силой, что едва не слетела с петель. Вот и все, подумал он. Конец семейной жизни. Конец работе и планам. Конец всему.
Они поженились месяц назад. Ее отец подарил им машину, свадебное путешествие на Бали и первый взнос за квартиру — эту самую квартиру, в которой он сидел сейчас в пугающем пустом одиночестве. Тесть взял его в свою фирму, назначив начальником маленького, но очень важного отдела и положив зарплату в две тысячи евро. Он вошел в их семью, как… «вор, последний ублюдок!» — так она кричала ему в истерике.
Какая досада, подумал он. Черт дернул связаться с этой дурой-секретаршей. Он любил жену и не планировал ничего такого, просто слишком много выпил в тот вечер. Он сам не заметил, как они оказались без одежды. Но как жена узнала? И что теперь будет? Он молил о прощении, обещал, что больше никогда и ни с кем, клялся в вечной любви — но тщетно. Теперь она все расскажет отцу.
Ее отец — мужик суровый. Он любит ее больше всего на свете и не простит обиду. Но это пол-беды: чертова кукла, из-за которой весь сыр-бор — любовница тестя, они спят с ее первого рабочего дня. Если он только узнает… а он точно узнает, жена ему все расскажет, когда он вернется из Италии — мне конец. Господи-и-и, за что?…
Он в отчаянии бегал по комнате, придумывая способ спастись. Тесть крут и скор на расправу. Что он может сделать? Убить? Вряд ли, он все-таки не чекист и не бандит — обычный предприниматель средней руки. Покалечить? Весьма вероятно. Выгонит с работы, отберет машину и квартиру. Придется вернуться в Серпухов, к больной маме и брату-алкоголику. В безнадежную дыру, откуда он вырвался семь лет назад с мечтой никогда не возвращаться. И за что? Кто не ошибается, неужели этот мелкий проступок нельзя простить? И еще эта проклятая ипотека — столько усилий, и все теперь напрасно!
Он почувствовал внезапную боль в груди, словно что-то чугунно-тяжелое и острое уперлось в сердце, мешая дышать. Инфаркт в тридцать два, только этого не хватало, в страхе подумал он. Боль нарастала, ноги стали ватными, а в глазах потемнело. «Скорую!..» — мелькнула последняя мысль. «Ипотека!..» — злой нелепостью отозвалось меркнущее сознание. Он провалился во мрак. Тело тяжело рухнуло на ламинатный пол и замерло в неподвижности.
Он пробудился с судорожным вздохом. Солнце уже взошло, глаза сквозь веки резал яркий багровый свет. Он инстинктивно схватился за грудь. Висящее на цепочке кольцо было на месте. Оно холодило руку, приятно вдавливаясь в ладонь гладкой привычной тяжестью. Кольцо дарило уверенность. Он открыл глаза. Рядом спал закутанный в плащ слуга, а поодаль от него, свернувшись калачиком — голое костлявое существо, вызвавшееся быть их проводником, чье булькающее имя он никак не мог запомнить. Солнце осветило ущелье и вьющуюся меж скал дорогу внизу. Оттуда раздался шум и он осторожно подполз к краю каменистой площадки, ставшей их приютом на ночь, чтобы посмотреть, что происходит.
Он увидел колонну гоблинов под черными флагами и идущую им навстречу толпу орков. Орки влекли на цепях упирающегося пещерного тролля — серую слепую тварь ростом с двухэтажный трактир. Отряды столкнулись на узкой дороге, перегородив друг другу путь. Смолкли ухающие барабаны и воющие рожки, орки опустили кнуты. Главари визгливо вопили, споря о том, кто должен уступить дорогу. Кто-то из гоблинов ткнул тролля копьем в висящее серое брюхо. Тролль заревел от боли и попытался отскочить, но потерял равновесие и сорвался в пропасть, увлекая за собой десяток орков-надсмотрщиков. Туша хлопнулась об камни с сочным мясным шлепком, визжащие орки упали вокруг и разом умолкли. Орк-главарь с яростным воплем выхватил ятаган из ножен. Началась свалка. Сверкали сабли и ятаганы, звенели под ударами доспехи, пожираемые заживо раненые оглашали ущелье истошными криками.
Ужасный сон стремительно забывался, таял, как туман в горах под лучами всходящего солнца. Он почти не помнил его, в памяти осталась лишь ощущение тоски и тягостной безысходности. И еще это зловещее слово: «ипотека». Что оно значит? Он повторил его, перекатывая на языке, словно пробуя на вкус: «и-по-те-ка». Клекочущее, как черное заклинание для вызова прислужников Врага.
Он отполз от края и посмотрел вдаль. Огнедышащая гора озаряла багрянцем клубящиеся тучи, пахло гарью и пеплом. С неба раздался душераздирающий визг, от которого похолодело сердце. Он почувствовал, как кольнул в боку осколок моргульского клинка. Высоко в густой пелене облаков назгул парил верхом на крылатой твари, названия которой нет в языках народов Запада. Призрак неистово рыскал над остроконечными скалами и мертвыми болотами, вынюхивая его, чтобы растерзать и отнять кольцо.
Он впервые подумал о назгуле с теплотой. При всех противоречиях, что их разделяли, назгул все-таки был своим, понятным и привычным злом. Он встал и потянулся, стряхивая остатки ночного кошмара. Ведь приснится же такое! Он снова заглянул вниз. Схватка окончилась, на дороге лежали убитые и стонущие раненые, которых не успели съесть. Уцелевшие торопливо строились в походный порядок. Кажется, победили гоблины, их было больше. Впрочем, неважно. Его ждал новый день в Мордоре, опасный и бодрящий. Он с наслаждением втянул носом пахнущий сажей воздух и подумал: «До чего же приятно вернуться домой!»
