― Могу ли я помочь твоему горю… э-э… дитя? ― учтиво осведомился старик.
Он явно собирался употребить эпитет «прелестное», но, с сомнением оглядев угольно-черные патлы, черную кожаную куртку с металлическими заклепками в виде черепов, тяжелые бедра и выглядывающие из-под черной юбки-шали пухлые слоновьи ножки, проглотил готовое сорваться с языка слово. Старик был невысок, худощав и элегантен. Одет он был в поношенный, но чистенький светло-серый костюм с красной бабочкой и коричневые лаковые туфли, вышедшие из моды, наверное, до войны ― не чеченской, а еще той, великой войны середины прошлого века.
Небрежно накинутый на руку плащ, трость и намотанное на тощую шею вытертое белое кашне довершали образ стареющего ловеласа. Высохшее морщинистое лицо с живыми глазами выдавало в нем человека умного и не лишенного обаяния, но вместе с тем было в нем что-то неуловимо порочное. Вы легко представили бы его покоряющим дамские сердца в Доме Союза кинематографистов или в ялтинских санаториях советских времен. Ныне же его скорбным уделом, похоже, была танцплощадка для пенсионеров в Сокольническом парке.
Девица перестала плакать, подняла голову и сердито уставилась на старика. Ее опухшие глаза на густо замазанном пудрой лице казались необычайно яркими на фоне растекшейся туши. Крепко сбитая, она была похожа на обиженного слоника, только вместо длинного носа торчала симпатичная мокрая пимпочка. В одной руке она держала длинную и тонкую, словно спичка, папиросу, в другой ― черную банку энергетика с желтыми кошачьими глазами на этикетке. Банка жалобно потрескивала, нервно стискиваемая толстыми пальчиками с покрытыми черным лаком ногтями.
Старик втянул ноздрями воздух и поморщился. Девица пахла табаком, ядовитым энергетиком и пряными таблетками, которыми школьники заедают запах алкоголя и сигарет, дабы избежать отцовской порки.
― Те чо надо, дед? ― невежливо спросила она прокуренным голосом. ― Ты педофил, или чо?
― Нет, мадам, ― со вздохом ответил старик.
Его голос вдруг стал неожиданно глубоким и низким.
― Не могу пройти мимо плачущей дамы, ― пояснил он. ― Тебя кто-то обидел, дитя? Чем я могу тебе помочь?
Она смотрела на него с недоумением коровы, которой вместо сена предложили контрамарку на премьеру сезона.
― Не твое дело. Шел бы ты своей дорогой, дедуля!
― Ну уж, нет! ― запальчиво возразил старик; глаза его загорелись неукротимым огнем. ― Скажи мне, что за мерзавец повинен в твоих слезах?! Клянусь, он дорого заплатит за это!
Девица судорожно всхлипнула и высморкалась в мятый черный платок. Она посмотрела на старика с интересом. «Прикольный дедок, чо, ― подумала она. ― Потом девкам расскажу, поржем. Раз уж такой облом с тем козлом вышел». При воспоминании о своем горе она вновь захлюпала носом.
― Ну, ну, дитя мое, ― принялся успокаивать ее старик, усаживаясь рядом. Входя в привычную роль дамского угодника, ― пусть дама и не отвечала его вкусу, ― он словно засветился изнутри. ― Расскажи мне свою беду. Мы вместе подумаем, как тебе помочь.
При напоминании о «беде» девица горько разрыдалась. Нелепый старик вызывал неожиданное доверие и желание рассказать все. Впрочем, на его месте могла быть урна или пень от старого спиленного тополя ― это не имело значения, ей просто нужно было выговориться. Всхлипнув, она начала свой печальный рассказ. Старик внимательно слушал, то и дело кивая. Он оказался прекрасным собеседником ― молчаливым, сосредоточенным на ней и не отсвечивающим.
Все началось на сайте знакомств. Юноша был под ником Kalen, и одно это сразу заставило ее сердце забиться сильнее. Она знала, она всегда верила ― они существуют. Они ― это дети ночи, прекрасные гордые вампиры с кожей, сияющей бриллиантовыми искрами. Они должны существовать, иначе этот мир, и без того достаточно гадкий, был бы… ну, он был бы таким отстоем, что просто нет никаких слов, чтобы это выразить.
Жизнь в таком мире ― мире без них ― не стоила и гроша. Если бы не появился Он, она рано или поздно свела бы счеты с жизнью. Она уже начала подбирать способ и кладбище, на котором сделать это было бы сподручнее, но ― появился Он. Он был именно таким, каким она воображала Его в своих мечтах. С экрана ноутбука ей предстал портрет вампира, каким он должен быть: изможденное белое лицо с глубоко запавшими глазами, сиявшими сумасшедшим блеском. Он не указал возраст. По внешности о его возрасте нельзя было сказать ничего определенного, он был похож одновременно на юношу и старика.
Она написала ему. Он ответил не сразу, но, слава Сатане, ответил. Она старалась дать ему понять, что она в Теме ― в той и в другой, на всякий случай. Он с удивлением, и, как ей показалось, с удовольствием узнал, что она ненавидит котят, все эти мимими и прочую ваниль.
Он нужен был ей как любовник, но не только. Он должен был обратить ее: дать ей свою кровь, чтобы она прошла процесс трансформации и стала такой же, как Он ― бессмертным могущественным созданием, одним своим существованием смеющейся над жалким миром ее родителей и презренных преподов в колледже гостиничного сервиса, куда злая судьба определила ее отбывать наказание за грехи прошлых жизней.
