Предисловие к русскому изданию
Автор этой симпатичной книжки принадлежит к той небольшой группе английских буржуазных радикалов, которые, разочаровавшись в либеральной партии, в полуотчаянии вступили в рабочую партию, специально для них расширившую свои организационные рамки. Либеральная партия от этого чувствительно пострадала, так так потеряла в них те элементы, которыми она маскировала свой плутократический характер. Выиграла ли в соответствующей степени рабочая партия, вопрос другой. Не будучи ни социалистами, ни революционерами, чуждые рабочему классу по социальному и материальному положению и всему своему духовному укладу, эти люди, как нельзя лучше, подошли к политическому и моральному облику рабочей партии в ее современной фазе развития. Далее больше: на общем фоне карьеризма, вульгарного оппортунизма, невежества и самодовольства, отличающих большинство вождей рабочей партии, эта горсточка бывших либералов скорее выделяется своей искренностью, идеализмом и знаниями. В частности, Чарльз Роден Бекстон, принадлежащий к одной из известнейших крупно-буржуазных и квакерских фамилий в Англии, давшей много филантропов, в том числе главного сподвижника Вильберфорса в борьбе за отмену невольничества, является, если и не одним из самых блестящих, то во всяком случае одним из самых искренних представителей этой группы. Долго и стойко он боролся в рядах либеральной публицистики за старые либеральные заветы, которым он придавал — и, вероятно, еще теперь придает — универсальную значимость: но когда война окончательно убедила его в негодности того сосуда, в котором они до сих пор хранились, он отправился искать его у рабочих. Сомнительно, чтобы Бекстон и его друзья остались довольны результатами своих поисков: во всяком случае одного сравнения его книжки с пресловутым: «сочинением» г-жи Сноуден достаточно, чтобы видеть, какая изрядная дистанция отделяет в моральном отношении его и его друзей от «социалистов», которые сейчас задают тон в рабочей партии. Бекстон и не претендует на звание социалиста (в нашем, а не английским смысле слова): он откровенно заявляет в книжке, что не верит в мировую революцию; он даже на происходящую у нас великую перестройку всего существующего смотрит, главным образом, как на «интересный социальный эксперимент». Но он искренно сочувствует нашим усилиям и исканиям; он, видимо, желает им успеха, — хотя бы для того, чтобы он и ему подобные «идеалисты» могли поучиться, как лучше устроить человеческую жизнь; и вместо того, чтобы искать и подчеркивать наши ошибки и неудачи и собирать их в букет для подношения английскому рабочему классу в назидание и английской буржуазии на радость, он проходит мимо них, как деталей, заранее ему знакомых и при такой колоссальной работе неизбежных. Правда, он нас видел в 20-м году, когда у нас еще царили спартанская суровость быта и нравов, нередко вызывавшая невольное уважение к нам даже со стороны врагов. С тех пор по нашей стране прошел нэп, злорадно истолкованный г-жами Сноуден как наше политическое и моральное банкротство. Но как показывает дата на заглавном листе оригинала, книжка была написана и напечатана лишь в 1922 г. и, стало быть, автор ее остался верен своим первоначальным впечатлениям и не присоединился к сонму наших хулителей. В Гааге, в декабре минувшего года, где мне пришлось с ним встретиться в связи с затеянным амстердамскими шарлатанами «конгрессом мира», я мог убедиться, что он не принадлежит к числу «разочарованных» и совершенно неспособен не только политически, но и морально на злобные или просто неприличные выпады против нас.
Сама книжка, бесхитростная, без философских углублений, интересна по своему содержанию для нас потому, что в очень чистых и простых линиях отражает главные черты нашего революционного уклада в деревне в 20-м году в той форме, в какой они представлялись образованному, наблюдательному и честному иностранцу. Картинка — очень маленькая, почти миниатюра, но живая, а плавное, правдивая. По своему, она представляет ценный исторический документик, который пригодится грядущим поколениям не менее, чем статистические цифры и газетные статьи.
Ф. Ротштейн.
Мне давно уже хотелось написать обо всем, что я видел и слышал в русской деревне. Если, кроме удовольствия, которое я получаю при этом, окажется, что мои воспоминания имеют историческую и политическую ценность, тем приятнее мне будет. В своей книжке я не сообщаю никаких статистических данных, не высказываю никаких политических суждений. Я рассказываю лишь о том, что я лично испытал, или что мне было сообщено во время беседы. Может быть, я сказал немного; но то, что я сказал, взято из первоисточника.
Моя главная надежда, что эта книжка; поможет многим понять, что Россия не есть какая-то абстракция, не есть что-то однородное. Наоборот, она населена чрезвычайно большим количеством самых разнообразных и очень интересных людей, большею частью к тому же весьма симпатичных.
