Сто пятьдесят номеров. Три этажа. Три ряда одинаковых окон; низенькие решетки на подоконниках, серые рамы, серые ставни – распахнутые, плотно закрытые, приоткрытые.
Фасад непригляден и не внушает доверия. Но какой бы он ни был, все равно, если смотреть с улицы, такими смешными кажутся эти сто пятьдесят коробок, по пятидесяти в ряд, и люди, копошащиеся за оконными стеклами.
И все же это вполне приличная и очень удобная гостиница: есть тут и лифты, и расторопные лакеи, и удобные постели, и хороший ресторан, даже автомобиль есть. Многие жалуются, что дорого… Но, в конце концов, все признают, что хотя в других гостиницах и платишь меньше – там куда хуже; а потом, она в самом центре, в самом оживленном месте города, это тоже немалое преимущество. Хозяина не беспокоят жалобы на высокие цены – он никого силой не держит. Гостиница и так всегда переполнена. Утром, когда приходит пароход, или днем, когда прибывают поезда, многим действительно приходится идти в другие гостиницы; однако не потому, что здесь хуже, а потому, что не хватает номеров.
Здесь останавливаются коммивояжеры, мелкие дельцы, провинциалы, приехавшие по торговым делам, или с жалобой в суд, или за советом к врачу, – все ненадолго, дня на три-четыре, а то и меньше. Иногда всего на одни сутки.
Чемоданчиков тут много, больших чемоданов мало.
Приезжают, уезжают, постоянно сменяются, с раннего утра до полуночи. У здешнего управляющего голова идет кругом. Не успеешь оглянуться – нет номеров. Через две минуты – вот, три, четыре, пять номеров освободились! Номер пятнадцатый на первом этаже… Тридцать второй на втором… Второй, двадцатый, сорок пятый – на третьем… А вот еще двое приехали! Бывает, кто-нибудь приедет очень поздно, и получает лучший номер в первом этаже; другой прибыл минутой раньше – и вынужден довольствоваться пятьдесят первым номером на самом верху. (На каждом этаже пятьдесят комнат, но есть три пятьдесят первых номера, потому что везде пропущен номер семнадцатый; после шестнадцатого идет сразу восемнадцатый. Число хорошее, оно несчастья не приносит.)
В этих комнатах останавливаются те, кто бывает здесь часто; они зовут коридорных по имени и очень гордятся, что их тут знают – не то что других, случайных, которых называют по номеру комнаты. Это люди бездомные, путешествуют круглый год, с чемоданом не расстаются, им везде хорошо, они ко всему привыкли и всегда довольны собой.
А новички чувствуют себя плохо. Они беспокоятся, они растеряны, им не по себе. Они не только уехали из родных мест – они уехали от самих себя. От своих привычек, от знакомой обстановки и знакомых вещей, которые воплощали будничное, убогое их существование. Они не узнают себя, все словно застыло, повисло в пустоте, и они не знают, как эту пустоту заполнить; особенно их пугает, что в любой момент, из-за любого пустяка, самые обычные предметы могут повернуться новой стороной, могут возникнуть какие-то незнакомые мысли и желания. Им удивительна и любопытна эта новая, необычная, загадочная действительность; она не только вокруг, она и внутри, в них самих.
На рассвете их будит беготня коридорных и шум, доносящийся с улицы. Они быстро встают и разбегаются по своим делам. Но всюду закрыто. Адвокат придет только через час; врач принимает с половины десятого. Потом, когда все дела кончены, они возвращаются в номер, вне себя от усталости и раздражения; до поезда еще целых два часа, а то и три! Они ходят взад и вперед по комнате, тяжело вздыхают, поглядывают на кровать – нет, лежать не хочется; на кресла, на канапе – нет, сидеть тоже не хочется; на подоконник – и в окно смотреть не хочется. Какая тут странная кровать! И канапе какое-то странное… А зеркало, господи, вот ужас! Внезапно они вспоминают о забытых поручениях: надо купить бритву, и еще подвязки для жены, и ошейник для собаки. Они звонят коридорному.
– Ошейник, с такой металлической дощечкой, чтобы там выгравировать имя…
– Чье имя? Собаки?
– Нет, мое. И адрес.
Каких только поручений не дают коридорному! И так все время, ни минуты отдыха – столько дел, столько всяких забот. Вот, например, в номере двенадцатом на втором этаже остановилась старушка в трауре, она до сих пор никогда не путешествовала, сейчас едет в Америку, и обязательно ей скажи, качает на море или не качает. Приехала она вчера вечером, совсем валилась с ног от усталости, ее с двух сторон поддерживали дети – сын и дочь, тоже в трауре.
А как раз по понедельникам, в шесть часов вечера, хозяин желает точно знать, сколько есть свободных номеров. Дело в том, что в это время прибывает пароход из Генуи, привозит итальянцев, возвращающихся из Америки, одновременно приходит поезд с юга, всегда переполненный.
Вот и вчера в шесть часов приехало больше пятнадцати человек. Удалось разместить только четверых, было всего два свободных номера, оба на втором этаже. Двенадцатый дали этой несчастной старушке с детьми, а тринадцатый, соседний, – какому-то господину, прибывшему из Генуи.
Управляющий записал в книге:
Синьор Персика Джованни, с матерью и сестрой, из Виктории.
Синьор Фунарди Розарио, предприниматель из Нью-Йорка.
