Командир взвода горноспасателей Даньков считал приметы сущим вздором. Лишь к предчувствию он относился серьезно. И не потому только, что работа его была связана с опасностями. В конце концов, рассуждал он, несчастный случай может подкараулить каждого. Разница лишь в степени… Токарь, к примеру, рискует меньше, чем шофер. Летчик — больше, чем шофер. Если глохнет в полете двигатель — это уже серьезная опасность. Если теряется управление — верная смерть. Если прекратится подача кислорода на большой высоте — тоже смерть. Примерно то же самое происходит на большой глубине в море.
Юрий знал, что нельзя привыкнуть к опасности, но он знал также и то, что человек всё равно будет стремиться в глубь и космоса, и океана, и земли. Здесь нет надписей, предупреждающих об опасности, и не будет. Пока не проложены пути для новых поколений и не освоены до конца новые миры, до тех пор люди должны будут жестоко расплачиваться за свои ошибки, и никто не сможет им помочь… На границе обитаемых миров силы природы обнажены и беспощадны.
Опасность заставляет собраться, сжаться пружиной. Повышенную степень риска уменьшить можно осмотрительностью, знанием, техникой, дружбой, наконец. Лично его, Юрия Данькова, опасность не только не отпугнула от профессии спасателя, а, напротив, позвала на дело, полное риска.
Он был шахтером, добытчиком и отправил наверх не одну тысячу тонн угля, пока однажды не попал в обвал. Юрий и прежде слышал о горном ударе — коварном и грозном явлении, но тут впервые ощутил, насколько ничтожно мал и слаб человек перед слепой силой стихии, если он один…
Земля, казалось, сдвинулась и пошла куда-то вбок. С потолка посыпался уголь, отделяясь от породы плитами, как от слоеного торта. Зазвенел металл стоек. Винты с грубой нарезкой толщиной в руку начали гнуться, словно они были сделаны из пластилина. Деревянные полуметровые в обхвате стойки под невыносимой тяжестью крошились, рассыпались на щепы. Потом где-то сзади грохнул обвал. Оттуда, как от пушечного выстрела, дохнул плотный воздух, смешанный с горькой угольной пылью.
Бежать было некуда, обвал отрезал путь. Под лязг раздираемого металла, треск дерева, стук обрушивающейся породы гигантский пласт опускался всё ниже и ниже.
“Конец, — подумал Юрий. — Только бы скорей и не так больно…”
Но пласт не раздавил шахтеров. Он остановился у самых голов, будто чья-то сердобольная и сильная рука удержала его.
На четвереньках они доползли до обвала. Вентиляционный штрек был разрушен, свежий воздух, нагнетаемый сверху, теперь не попадал к ним.
Шахтеры начали отгребать породу и уголь, но с каждым часом всё меньше оставалось в воздухе кислорода, всё гуще скапливалась углекислота. Начались головные боли. Отяжелели руки, и занемела спина. Из ушей и носа потекла кровь.
Потом началось удушье. Юрий не помнил, как потерял сознание. Ему всё казалось, что он двигает и двигает руками, разгребая угольную мелочь. Он повторял эти движения даже тогда, когда люди пробились к ним, подняли на поверхность и медицинские сестры стали делать искусственное дыхание.
Очнулся Юрий как после тяжелого сна. Над ним голубело далекое-далекое зимнее небо. Сизые дымки пускал террикон. Даньков лежал на носилках рядом с большим автобусом, на кабине которого была изображена эмблема горноспасательной службы — красный крест и скрещенные шахтерские молотки.
“Вот кто вытащил нас”, — понял он и поискал глазами горноспасателей. Молодые парни во дворе шахты деловито собирали инструмент, скатывали противопожарные шланги. Они держались спокойно, будто ничего не произошло, и были одеты, как все горняки, в брезентовые робы, на головах — каски с шахтерскими лампочками. Но, приглядевшись внимательнее, по каким-то едва уловимым признакам Даньков почувствовал, что этих людей связывает нечто большее, чем совместная работа, — они были как братья в крепкой, дружной семье, — и он позавидовал им: “Вот это ребята…”
Юрий, конечно, знал о существовании горноспасательной службы, но до этого дня не обращал на неё внимания. Впрочем, и остальные шахтеры не очень интересовались ею. Жили спасатели в отдельном городке. Квартиры располагались не дальше двухсот метров от штаба, были снабжены сигнализацией, чтобы по тревоге бойцы могли быстро собраться и выехать на аварию. Кое-кто из горняков даже бросал с завистью: “Им что! Катаются как сыр в масле, спят, а зарплата идет”.
Но теперь Даньков понял, что такое красный крест и скрещенные молотки.
Вскоре Даньков пришел к ним в отряд и сказал начальнику:
— Хочу стать горноспасателем.
— А вы представляете себе, что это такое? — с улыбкой спросил начальник.
— Да. На днях ваши ребята спасли нас.
— Вот оно что… Но там был обвал, А если пожар? Пойдете в огонь?
— Пойду.
— А на смерть ради товарищей?
— Пойду.
Начальник достал бланк присяги, отпечатанный на сероватой бумаге:
— Смотрите, это первая заповедь…
“Обязуюсь при ликвидации аварий в шахтах и рудниках, не щадя ни своих сил, ни жизни, спасать застигнутых аварией людей и оказывать им необходимую помощь…” — прочитал Юрий и кивнул головой:
— Понимаю.
— Но этого мало. Грош цена личной отваге, если спасатель плохо знает своё дело. Он должен все уметь и знать не только свои обязанности, снаряжение и инструмент, но и устройство шахт, каждую нору, каждую нишу, типы креплений, виды перемычек, умело управлять горной техникой…