Угнать бы ладью у Харона...
Авторы: Геннадий Мартович Прашкевич
Жанр: Критика
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 3 страницы. У нас нет данных о годе издания книги.
Интервью с Прашкевичем, журнал «Звездная дорога», 2003, № 5, c. 128–133.
Читать онлайн Угнать бы ладью у Харона...
Геннадий Прашкевич. «Угнать бы ладью у Харона...»
Геннадий Мартович Прашкевич — прозаик, поэт, переводчик. Родился на Енисее, живет на Оби, с палеонтологами и вулканологами объездил, исходил в маршрутах Сибирь, Урал, Алтай, Сахалин, Камчатку, Курильские острова, плавал по трем океанам, посетил немало зарубежных стран. Столь обширная география странствий не помешала ему стать автором множества научно-фантастических, исторических, психологических книг. Среди них — «Кот на дереве» (1991), «Шкатулка рыцаря» (1996), «Пес Господень» (1998), «Секретный дьяк» (2001), «Разворованное чудо» и «Великий Краббен» (2002). А еще его перу принадлежат биографии знаменитых ученых и знаменитых поэтов, несколько детективных романов о становлении отечественного бизнеса... Резонно предположить, что такой человек должен быть замечательным собеседником, «мастером историй», — и это полностью соответствует действительности. Редакция хотела бы, чтобы читатели «ЗД» побывали на том интеллектуальном карнавале, в который превращается живое общение с писателем.
— Геннадий Мартович, говорят, что писатель, которому за 50, начинает повторяться, что он уже не в состоянии удивить читателя, создать шедевр. Сказано это, конечно, не о вас. Вы умеете и любите удивить. И все-таки прокомментируйте сказанное.
— Возраст — это определенное восприятие жизни и соответствующая реакция на нее. Мудрость не всегда приходит вместе с возрастом, чаще всего она отстает где-то, но если ты не перестаешь удивляться голосам за окном, свету, теням, женщинам, птицам, книгам друзей, значит, жизнь продолжается и ты еще на что-то способен. Я ведь из того поколения, которое всячески пытались научить ходить строем. Одни, противясь, искали прибежища в алкоголе и гибли, другие бездарно растранжирили свой талант в безуспешных попытках лукавого приспособленчества, но те, кто выжил, юмора не утратили.
Мне повезло. Такой характер. Я всю жизнь занимался тем, чем хотел заниматься. Конечно, это лишало меня некоторых удовольствий, а время от времени власти предержащие отлавливали меня, как снежного человека, но это тоже шло в кайф. Михаил Петрович Михеев и Аркадий Натанович Стругацкий вовремя открыли мне главный секрет творческого человека: работать всегда, в любой ситуации. Тебя бьют, гоняют, не печатают, уничтожают тиражи твоих книг, а ты работай. Если изнасилование неизбежно, сами знаете... Любимый мною Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин не зря жаловался: «Ах, это писательское ремесло! Это не только мука, но целый душевный ад. Капля по капле сочится писательская кровь, прежде нежели попадет под печатный станок. Чего со мною ни делали! И вырезывали, и урезывали, и перетолковывали, и целиком запрещали, и всенародно объявляли, что я — вредный, вредный, вредный...» То же и со мной, но я-то знал: надо работать!
И учиться, само собой.
— Учеба писателя предполагает какие-то особенные формы?
— Разумеется. Учиться надо хорошо. Даже если учишься плохому, учиться надо хорошо.
Выпиваешь рюмочку коньяка с хорошим человеком — непременно чему-нибудь такому научишься. Выпиваешь рюмочку водки с плохим человеком — обязательно еще чему-то научишься. Покойный Сергей Александрович Снегов не уставал повторять: «Гена, выпивайте чаще. Гена, выпивайте с разными людьми. Иначе как вы поймете прихотливый ход их мыслей?»
И действительно. Нет плохих новостей из Сиккима.
Однажды в Переделкино в библиотеке Дома творчества писателей я услышал поэта Августа Мурана — худого смуглого якута с длинными черными волосами. Он кусал ногти, трагически улыбался, невыразимо страдал. Простой якутский поэт по имени Август. Оригинально. Как болгарка, носящая имя Федя.
«Я печатаюсь только во Франции, — сказал он. — Меня не знают в Якутске, и не знают в Москве, зато знают в Париже. Я ввел в мировое искусство совсем новый мотив. Моя миссия: открыть людям глаза на открытый мною главный скрытый двигатель мирового искусства».
Понятно, я по старинке считал, что таким двигателем является основной икстинкт, но якут по имени Август открыл мне глаза. «Лепра! — сказал он с придыханием. — Все человеческое искусство порождено лепрой. Проказа как состояние духа — вот над чем следует думать. Истинный мир — это мир прокаженных. — Он поднял над собой длинный палец. — А остальное человечество, все эти так называемые здоровые люди, пока избежавшие лепры, — просто больные».
Я был в восторге. Я многому научился у скромного якута по имени Август. Правда, на мою просьбу прочесть стихи он скромно ответил: «Да, я прочитаю. Но это французский текст». — «А может, вы воспользуетесь якутским?» — «Я не пишу на диких наречиях. Я диктую переводчикам с голоса».
Рядом в каморке старого корпуса переругивалась с такой же дряхлой подружкой почти столетняя Анастасия Ивановна Цветаева. Улица Петра Павленко упиралась в дом Бориса Пастернака. Бродил по дорожкам Лев Эммануилович Разгон. Круглые колени моей соседки безмолвно кричали об основном инстинкте. Но человек говорил о лепре, он сделал открытие!
Это и есть писательская учеба.
— Геннадий Мартович, недавно в издательстве «Ин фолио» вышла книга, написанная вами в соавторстве с Евгением Ёлкиным. О чем эта книга? Почему она называется «Берега Ангариды»?
