У Антона Разыграева было нетипичное лето: он закончил школу, поступил в институт, его бросила девушка, а родители отправили в дом отдыха.
Впервые он самостоятельно ехал до Москвы, и это наполняло его сердце трепетом открытий. Столица ошеломила, обрадовала и утомила его. Стояла жара, потоки машин и людей двигались, как лава, дорожная сумка казалась камнем на шее, рубашка липла к спине, а душа рвалась, искрила, как и должно быть от столкновения дикой, голодной молодости с большим оазисом жизни.
Роскошь бросалась здесь в глаза, молодежь цвела, и казалось Антону, что населяют Москву только девушки внешности, достойной тиражирования. Взгляд его двигался от одной прекрасной валькирии к другой, и при виде нового варианта женского совершенства он захлебывался воодушевлением, твердо убеждался в счастливом устройстве этого мира.
Впрочем, все проходит. Буйство мечты стихало, и он падал на камни несбывшихся надежд. Хотя какие это камни в его возрасте? Так, щебень…
На автовокзале, куда он прибыл, собралась группа отъезжающих в дом отдыха. В основном это были тетки и старики. Они без промедления знакомились и шумно погружались в автобус. Антон, настроенный встретить на новом месте любовь и стать мужчиной, отказывался верить реальности. Здесь было только две женщины репродуктивного возраста, но даже они не рождали в нем хотя бы умозрительную, платоническую влюбленность. Одна — старше лет на пять, чопорная, закрытая, неяркая; другая — вообще за тридцать, с привлекательной, правда, фигурой, но смешным, мелким лицом. Она либо кричала на сына, либо хохотала. Причем слишком громко, как будто рядом никого нет. Антон видел в этом приметы наглости и хамства, что отвращало его.
Антону было свойственно избегать борьбы и полагаться на судьбу. Даже сейчас он предпочел подняться в автобус последним, лишь бы не чувствовать себя неловко, заняв место лучше, чем у кого-то. И вот судьба оставила ему длинное сиденье в самом конце, наполовину заваленное кладью. Пробираться туда нужно было через сумки и чемоданы, которыми заставили весь проход.
Преодолевая препятствия, Антон даже покраснел от смущения, ему казалось, что все видят в нем неуклюжу и простофилю, отчего наверняка посмеиваются.
А дальше его светлые брюки облил соком сын шумной женщины. Антон остановился. Но его молчаливое возмущение никто не заметил. Мать копошилась в сумке и задавала ребенку массу вопросов, мальчик — лет десяти, в веснушках, крупный — продолжал вертеться, есть хот-дог и жадно запивать через трубочку. «Гаденыш», — подумал Антон и двинулся дальше, чтобы на него не полетел еще и кетчуп.
Автобус тронулся. Антон сидел, поддерживая плечом чей-то здоровенный длинный рюкзак и регулярно поправляя чужие ракетки в чехле, которые грозились съехать вниз. На ширинке значилось серое пятно. Какой-то бородатый мужик под всеобщее одобрение открыл люк на крыше и форточки по бокам. Перекресток трех ветров пришелся на Антона. Он подумал, что если встанет и закроет все, то люди сочтут его вредным. А если не закроет, то заболеет, потому что ехать два часа.
Болеть в доме отдыха не хотелось, но с другой стороны…
Пришла такая степень обиды на ситуацию, что Антону было уже все равно. Тем более, есть кого обвинить. Если он проваляется десять дней с температурой, то сообщит об этом родителям не без удовольствия. Они убедили его ехать, хотя он сопротивлялся.
Антону стало неприятно от самого себя.
И он рассудил иначе.
Все просто.
Дело в избытке чужих и несимпатичных людей.
Дом отдыха оказался обычным. Не крутой и не отстой, как сейчас говорят. Трехэтажный, компактный, типовой. Из советских времен, но не захиревший.
Здесь тоже преобладали тетки. Они выходили из столовой на лавки и отдувались. Когда автобус подъезжал, Антон сначала увидел сквозь листву их икры, целый ряд, а уж потом самих, сидящих, как много фигурок Будды. Умиротворенные, обласканные бездельем, они наблюдали за прибывшими со смесью любопытства и снисхождения.
Заканчивался обеденный час. Администратор сказала: «Оставляйте сумки в коридоре, мы их посторожим, а сами идите есть».
Скопились очереди в туалет, к умывальнику; наконец, по одному, как после чистилища, стали заходить в зал. Столы были длинные, человек на десять. Антон сел с краю. Бородатый мужик, как глава стола, взялся уверенно разливать суп. Все принимали полные тарелки, благодаря. Ели молча, с аппетитом, сосредоточенно.
Антона поселили с серьезным, немного отстраненным мужчиной лет двадцати семи. У него было простое и открытое, как ладонь, имя — Влад. Он принялся разбирать сумку, аккуратно развесил одежду, предложил бутерброды и овощи, которые завернула жена.
Позже они спустились в парк и купили пива в магазинчике у ворот. Влад был менеджером московской турфирмы, неспешно рассказывал много интересного о своих поездках в другие страны. Антон еще не путешествовал за границей, но был уверен, что со временем объедет весь мир. Поэтому слушал без тени зависти.
Через пару часов общение стало утомлять, и они разошлись. Влад отправился спать, а Антону хотелось побродить вокруг.
Природа есть природа. Для каждого, как своя. Березовая роща безлюдна, дышит спокойствием. Это в городе борьба и реализация. А здесь — просто дар жизни. Ступай и радуйся.
