— Еще ничего не потеряно, — пробормотала Виктория Холбрук. Она шла домой, только что закрыв свой магазин. В тридцать шесть лет жизнь только начинается.
— О, здравствуйте, здравствуйте, мисс Холбрук. Посмотрите, посмотрите, посмотрите, — прокричала шестилетняя Мисти Ордвэй. — У меня только что родился ребеночек. — Девочка вприпрыжку бежала навстречу Виктории, прижимая к себе куклу. Голубые глаза Мисти светились от радости, и Виктория, глядя на нее, не могла не улыбнуться.
— Хорошенькая у тебя малышка, — сказала Виктория, когда Мисти пробегала мимо нее. Но тут же подумала: «Если бы я вышла замуж и забеременела в двадцать девять, у меня сейчас уже была бы своя Мисти».
Но она не вышла замуж в двадцать девять. Да и сейчас на горизонте не было ни одного жениха. Она с грустью смотрела на Мисти, которая бежала по улице, разговаривая со своим «ребенком».
— Ну, как жизнь? — спросила Викторию Флора Эллерс, когда та проходила мимо фруктового рынка. Флора обняла своего годовалого ребенка, который что-то лепетал и поглаживал ее своей пухлой ручонкой. Женщина ответила на ласку, поцеловав его в лобик.
У Виктории защемило сердце.
— Все хорошо, Флора. Спасибо. Надеюсь, у тебя тоже все в порядке.
Флоре явно хотелось поговорить, но Виктория объявила, что торопится, и поспешила домой. Ей не хотелось разговаривать сейчас о детях, она очень переживала, что до сих пор не смогла завести своих собственных. Надо взглянуть правде в глаза — она одинока.
Да, жизнь не складывается. Сегодня ей исполнилось тридцать шесть, в следующем году исполнится тридцать семь, потом тридцать восемь, а там и тридцать девять и она уже никогда не сможет родить.
— А я ведь даже не попробовала, — произнесла Виктория, когда мимо нее кто-то проходил.
— Извините, что вы сказали?
Виктория тряхнула головой и с изумлением посмотрела в серебристо-голубые глаза Калеба Фремонта, очень симпатичного владельца «Газеты» города Ринваля. Она моргнула и попыталась собраться с мыслями.
Калеб Фремонт нахмурился. Виктория вдруг поняла, каким он был крупным мужчиной. Она раньше никогда не стояла так близко от него. За два года, что она жила в Ринвале, ей не пришлось поговорить с ним, если не считать официального представления на деловой встрече. Сейчас он стоял и смотрел на нее, явно ожидая ответа.
— С вами все в порядке, мисс Холбрук? — мягко спросил он. — Вы ведь мисс Холбрук, не так ли?
Странно, Ринваль — небольшой городок, и все тут друг друга знают, а мистер Фремонт не уверен, что назвал имя правильно? Ее настроение и без того плохое, еще больше испортилось. Виктория была хозяйкой книжного магазина и жила уединенно. Она торговала книгами по истории и побилась бы об заклад, что Калеб Фремонт не увлекался историческими романами. Он был увлечен своей газетой и жил насыщенной светской жизнью. Калеб любил поухаживать за женщинами из соседних городов, и Виктория сомневалась, что он проводил вечера, читая им исторические романы.
— Я... со мной все в порядке, — сказала она смущенно. Она никогда не показывала другим своих чувств. Одна мысль о том, что кто-то узнает ее мысли, приводила ее в ужас. Она прекрасно помнила, как это удивляло родителей. Они владели маленьким театром и были очень открытыми, общительными людьми, но у них был один ужасный недостаток — они раскрывали свои и ее секреты первому встречному. Виктория пережила это унижение много раз и научилась ничего никому не рассказывать. Ее скрытность ранила ее доверчивых родителей.
— Мисс Холбрук?
Виктория очнулась.
— Извините, — сказала она, взяв себя в руки. — Все в порядке, мистер Фремонт. Просто я думала о делах, и эти слова случайно слетели с моих губ. — Ей было неудобно, что она солгала, но сказать правду — просто невозможно. Нельзя же сказать самому завидному холостяку в городе, что она мучается, потому что не может родить ребенка. Люди могут подумать, что у тебя никогда не было близких отношений с мужчиной. Тем более с таким мужчиной, для которого женщины, скорее всего, только развлечение.
— Вы уверены, что с вами все в порядке, мисс Холбрук? Извините, что я так настойчив, но у вас обеспокоенный вид.
Виктория моргнула. Она знала, что если посмотрит в зеркало, то увидит то, что видят остальные, — спокойную, сдержанную, правильную женщину в черно-белом костюме. Вряд ли кто-нибудь заметит беспокойство. Как Калеб Фремонт мог заподозрить, что ее что-то волнует? Чертов журналист. Интересно, так ли он внимателен с женщинами, с которыми встречается, и может ли он читать у них в душе?
Глупая мысль. Он наверняка даже не задумывается об их душе и не видит ничего, кроме их светлых, темных или рыжих волос и пышной груди. Небось, волочится напропалую, когда не занят в издательстве. Каждая женщина в Ринвале вздыхала при виде этих каштановых волос и серебристо-голубых глаз. А он, похоже, видел в женщинах только партнеров по сексу, только тела. Но сейчас она поняла, что его не интересует ее тело, скрывающееся под свободной одеждой.
Неожиданно для себя Виктория ощутила, что, думая о Калебе Фремонте, она стала иначе себя чувствовать. Кожа вдруг сделалась очень чувствительной. Она прокляла себя за слабость и попыталась забыть эти ощущения.