Две девочки, Юля и Маринка, решили поиграть в дочки-матери.
— Чур, я буду мама, а ты — моя дочка! — первой объявила Юля.
— Нет уж! — не согласилась Марина. — Почему это ты — сразу мама, а я — всего лишь дочка?!
Мимо пробегал соседский мальчик Игорёшка.
— Ладно, — согласилась Юля. — Я буду мамой, и ты тоже будешь мамой! А Игорь у нас станет… сыном!
— Ещё чего, больно нужно! — на бегу отозвался Игорёшка. — Лучше я стану лётчиком! И шофёром грузовика тоже! А главное — моряком! Полный вперёд! Ту-ту-у! Чух-чух!
Марина посмотрела вслед убежавшему Игорю и вздохнула, покачав головой:
— Да, пусть пока поиграет в лётчики!
— И в моряки тоже! — согласилась Юля. — Какой он ещё малыш, наш сынуля!
Поросёнок был глупый и доверчивый.
А ещё он пел. Тонким голосом выводил этот розовый несмышлёныш свои грустные песенки, и от этого становилось жалко поросёнка вдвойне!
Потому что хозяйка досталась поросёнку злющая! И в лес-то он не гулять пошёл, от хозяйки удрал, а там!…
В лесу подстерегало поросёнка самое страшное! Из-за куста выставил свою лопоухую и нечёсаную голову волк, разинул пасть сначала от удивления — поросёнок в лесу!
И все в зале увидели огромные волчьи клыки и зубы!
— А-а-а-ай! — прошелестело по рядам. — Он крадётся! Волк! Волк! Сзади! Беги, беги, поросёнок!
Моя племянница Женя, не отрываясь от сцены, схватила меня за руку, всем тельцем прижалась ко мне.
— Беги! Беги! Беги же! — гул в зале нарастал, кто-то из мальчишек даже вскочил на ноги и затопал. — Да беги же ты!
Но поросёнок, занятый своими горькими мыслями, продолжал петь печальную песню и ничего не слышал.
— Да беги же ты, беги, он сзади! — запищала какая-то маленькая девочка над самым моим ухом.
— Не съест он его, что вы зря кричите! — вдруг прозвучал в спину тихий, но уже солидный, ломающийся голос. — Не съест он его!
От неожиданности я едва не забыл о волке.
— Чего кричать? — продолжал тот же голос. — Не съест, я же знаю!…
Я повернулся. Прямо за мной сидел худенький белобрысый мальчишка в скромном костюме. Он вцепился в подлокотники кресла так, что даже в полутьме зала было видно, как побелели от напряжения пальцы. Голову мальчишка вжал в плечи, и вовсе не самоуверенность и всезнайство, а надежда звучала в мальчишечьем голосе.
Тут волк остановился в шаге за спиной поросёнка и победно взмахнул хвостом!
— Беги! Ну, беги же! — вдруг отчаянно закричал мой сосед сзади.
И тогда я не выдержал и тоже закричал! Закричал, не слыша собственного голоса в общем гуле; не заботясь совершенно, что обо мне могут подумать — взрослый дядька, а кричит и топает в детском театре!
— Беги! Беги, поросенок! — что было мочи орал я. — Беги же! Сзади волк!
Бабушка испекла свой замечательный пирог с капустой и позвала Саньку:
— Сашуля, попробуешь кусочек?
— Динь-динь! — отозвался Санька.
Бабушка очень удивилась.
— Я что-то не совсем поняла, хочешь ты пирога или нет, — покачала она головой.
— Динь-динь! — радостно повторил Санька и уселся за стол.
— Ах, динь-динь, — улыбнулась бабушка и стала с удовольствием наблюдать, как Санька уплетает пирог:
— Вкусно?
— Динь-динь! Динь-Динь!
— Динь-динь, — бабушка подложила Саньке на тарелку ещё кусочек восхитительного пирога и позвала дедушку:
— Динь-динь!
— Динь-динь? — спросил дедушка, появляясь в кухне. — Динь-динь?
— Динь-динь! — объяснила ему бабушка и показала сначала самый большой, и румяный кусок, а затем поменьше:
— Динь-динь? Или динь-динь?
— Динь-динь, — выбрал дедушка. — И динь-динь тоже.
— Динь-динь, — согласилась бабушка.
Санька подозрительно посмотрел на бабушку, затем перевёл взгляд на деда.
— Чего это вы раздиньдинькались? — прищурившись, спросил он. — Других слов не знаете, что ли?
— Бy-бу, быр-быр, — пожав плечами, ответил дедушка.
А бабушка развела руками: мол, как же не знаем, очень даже знаем.
— Фу-фыр! Гы-гы, — отчетливо произнесла бабушка.
— А, ну тогда ладно, тогда другое дело, — успокоился Санька. — Динь-динь!
Во дворе уже стояло штук девять снеговиков. Или, может быть, даже двадцать семь.
Но Санька с Костиком всё равно слепили еще одного снеговика, самого лучшего.
— Здорово получилось! — сказал Санька Костику, когда дело было сделано. — Только вот лицо у нашего снеговика какое-то странное вышло… Грустное, что ли… Даже унылое!
— Сам виноват, — согласился Костик, заглянув снеговику в глаза. — Щёки снеговику ты лепил, и морковку кто воткнул?…
Санька тоже внимательно изучил толстые щёки снеговика и губастый рот, покачал головой.
— Я же на тебя смотрел, Костик! — объяснил он. — Где у тебя нос, у снеговика морковка! Вот снеговик на тебя похожим и получился!
— Сейчас переделаем! — немедленно решил Костик. — Постой, Санька, не вертись!
Санька выпучил глаза, оттянул двумя пальцами свой нос подальше, чтобы нос стал длинным и похожим на морковку, и надул щёки. А Костик, глядя на Саньку, переделывал снеговику лицо.
— Ну, как? — спросил Санька, боясь шелохнуться.
— Ещё хуже получается, — отозвался Костик. — Вид у тебя, Санечка, с надутыми щеками глупый-преглупый, знаешь ли…
Санька досадливо махнул рукой. Они стояли ряжом, два лучших друга, Санька и Костик, и смотрели на своего незадачливого снеговика.
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
