ВРАГИ
Из жизни тушин и кистов[1]
1
Котэ Бакрадзе спешил добраться до дома, пока горы не утонут во тьме. Мешок соли, что перекинут у него через седло, являлся ценной приманкой не только для хевсур и кистов. Соль в горах дороже золота, и охотников за нею в горах не мало.
Узкая дорожка вьется по берегу шумливой речки. По сторонам неуклюжие громады гор. Где-то там высоко расположено родное селение, куда и спешит Котэ. Тушинские селения располагаются высоко, точно укрываясь в горах от нападения беспокойных соседей.
Внизу шумит вода. Лошадь осторожно ступает по узкой извилистой дорожке. Высоко над головой появляются вечерние огоньки.
Котэ надо к ночи быть дома. Наступило время, когда стада свои (баранту) тушины выгоняют на пастбища за тридевять земель. А в стадах у них все богатство, — хлеба мало родят их горы. Завтра рано утром сосед Бакрадзе угонит стада свои за Пассанаур, — его доля соли была в мешке у Котэ. Через несколько дней, когда приедет из большого города старший брат Бакрадзе, студент, то и Котэ с братьями, отцом и другими соседями погонят свою баранту тоже за тридевять земель, и дома, на селении, останутся лишь женщины, старики и малые дети.
Лошадь запнулась о камень, который с шумом выскочил у нее из-под копыт и покатился под откос. Внизу, в кустах, кто-то зашевелился и застонал. Юноша приостановил лошадь и перекинул из-за плеч винтовку. Встречу с недобрым человеком всегда можно ждать в горах. Стон повторился.
Вглядевшись в еще негустые сумерки, в редких кустах Котэ увидел человека, не то сброшенного под откос, не то упавшего туда. Человек, скорчившись, лежал, — он, видимо, был ранен и страдал.
Юноша, не спеша, слез с лошади и осмотрел, крепко ли привязан мешок. Осмотрелся. Кругом никого не было. Узкая дорожка тонула в сгущающихся сумерках. Внизу ревела река. Котэ решил остановить лошадь на дорожке и сам начал спускаться под откос.
В раненом человеке Бакрадзе узнал киста из селения за перевалом, не раз замеченного в угонке скота. На минуту остановился. Кист был безоружен и смотрел на юношу с тоской, ожидая решения своей участи. Кист и тушин — всегда враги. Тесно им в горах и всегда мешают они друг другу. Казалось бы для юноши должно было быть самое простое решение вопроса: прикончить раненого, отрубить у него руку и привезти ее на селение, как знак победы над врагом. Но побеждают в бою… Убить раненого, лежачего? Оставить и уйти?..
— Идти можешь? — с каким-то уже решением, вспомнив, что отец только что ушел в дальнее селение и вернется не раньше, как через неделю, спрашивает он киста. — В горах со всяким может случиться такая беда.
— Совсем мало… Нога болит… — не понимая, что будет дальше, отзывается тот.
— Ну, если одна, тогда еще ничего. Держись за меня и поднимайся. Вот посажу на лошадь как-нибудь, а там недалеко и селение.
Стало совсем темно. Дорога тянется вверх по краю обрыва. Только по шуму бегущей внизу реки можно догадаться о глубине его. Но вот где-то далеко блеснул одинокий глазок огонька. Стало точно светлее.
— Ну, вот мы и дома! — после продолжительного молчания весело роняет Котэ.
2
Дома Котэ ждала радость, — за время его отсутствия приехал старший брат, студент Илико. Он был гордостью не только семьи Бакрадзе, но и всего небольшого селения. Хотя юноша и не последовал примеру брата, так как не мыслил себе жизни вне родных гор, но он не мог не чувствовать, что старший брат всегда своим появлением вносил в жизнь их глухого, заброшенного в горах селения что-то новое и светлое. А сейчас, вернувшись домой с подобранным на дороге раненым кистом, вечным врагом тушин, Котэ знал, что Илико пожалеет несчастного и не выгонит его из дома.
Рана гостя оказалась неопасной. Чья-то, вероятно не случайная, пуля прошла через мягкую часть ноги и оставила в ней на несколько дней острую боль. Садых, как звали случайного гостя, не рассказывал как его ранили, а Котэ, знающий что тот из селения за перевалом, жители которого не раз нападали на тушин, не расспрашивал его. Садых был хотя и случайный и совсем незваный, но все же гость. Личность гостя на Кавказе священна. За ним ухаживали, к ране прикладывали траву, поили его и кормили.
Через неделю, когда Садых мог уже с палкою двигаться, юноша рано утром выехал с гостем в горы и на том месте, где он неделю тому назад нашел раненого киста, он спустил Садыха с лошади, и они на прощанье крепко обнялись и расцеловались.
— Спасибо, брат Котэ! — сказал растроганный Садых, — теперь я твой друг до гроба. — И они расстались. Котэ поскакал по узко извилистой дорожке вдоль шумливой речки к родному селению, — отец мог каждый день вернуться, и надо было готовиться к уходу с барантой в горы. Садых же, опираясь на палку, побрел в противоположную сторону по направлению к перевалу.
3
Через несколько дней рано утром, когда чуть брызнуло заревом за скалистым хребтом, вся баранта Бакрадзе была снята с мест и потянулась живым ковром на новые летние пастбища за тридевять земель. Там, в далеких кочевьях, по горам и долам своих и чужих земель, будут перегоняться стада, а за ними в дождь и жару будут следовать люди. А дома оставшиеся женщины с утра до вечера за ткацкими станками, за неуклюжими «ксели» будут ворочать плоскими отполированными в работе челноками, стучать колотушками и расчесывать гребнями длинные нити шерсти.