К остановке я двигался довольный собой. Все шло по плану, из графика я не выпадал.
В РОВД приехал к обеду. Зайдя в кабинет и раздевшись, я направился в столовую. Сегодня я обедал в компании одной лишь Тонечки. Как-то так получилось, что все мои обычные сотрапезники по тем или иным причинам отсутствовали. А Зуева по обыкновению лакомилась принесенными из дома вкусностями в своем кабинете.
– Как тебе свадьба? Понравилось? – Тонечка заглянула мне в глаза и, не дождавшись ответа, неодобрительно попеняла, – Честно говоря, Корнеев, ты меня удивил! Я была лучшего мнения о твоем вкусе!
И опять неодобрительно покосилась, но уже на котлету, которую я сосредоточенно ковырял вилкой. Чем ей котлета-то не угодила?!
Не получив никакой ответной реакции на свои критические замечания, она помолчала и конкретизировала свое неодобрение.
– Эта Клава… Конечно, не мне судить, но она такая вульгарная! И ее возраст! Корнеев, она же, как моя мама! – Тонечка окончательно уничтожила мою хрупкую потаённую страсть к Клавдии.
Надо было останавливать ее, иначе клеймо совратителя старушек прилипнет ко мне надолго. Сомнительная слава геронтофила в милицейском гарнизоне этого города мне была не нужна.
– Ей тридцать четыре года, душа моя! И, потом, что мне оставалось делать, если ты совсем не обращала на меня внимания? – грустно посмотрел я на противницу мезальянсов.
Допив компот, и горестно опустив плечи, я понес свой поднос с грязной посудой к окошку. Тонечка в задумчивом оцепенении осталась сидеть за столом. Вот и хорошо! Лучше пусть молча осмысливает услышанное, чем вслух разносит по коллективу свои сомнения относительно моих порочных пристрастий.
Сегодня у меня было много рутинной работы. Собственно, вся работа следователя, это сплошная рутина. Я планировал приостановить два дела, а для этого их надо было подшаманить, то есть привести в соответствие. В кабинет без стука, но с банкой растворимого кофе в руках вошла мадам Алдарова. Мне показалось, что с вступлением в должность первого заместителя начальника СО, она стала меньше походить на передержанную воблу. И даже ее зубы не выглядели уже такими прокуренными.
– Сильно занят, Сергей? Попьем кофейку? – весело оскалилась первая замша.
– Для вас, Ирина Витальевна, я всегда свободен. И в вашей компании я готов пить хоть спирт-ректификат, – чтя субординацию, я привстал над столом.
Алдарова засмеялась весело и с удовольствием. С учетом крупных и все же желтых зубов, а также годами прокуренных связок, ее смех был больше похож на ржание заслуженной полковой лошади.
– А чего это ты мне выкать начал? – поставив банку на стол, прищурилась начальственная ныне дама.
– Так ведь субординация, – включил я образ бедного родственника из провинции, – Вы теперь, аж первый заместитель самого начальника.
Алдарова несколько секунд изучала меня, наверное, прикидывая, не слишком ли обидно для нее я придуриваюсь. То, что она просекла мой стёб, я не сомневался.
– Ох, не прост ты, вьюнош, ох, не прост! Ладно, ставь чайник! И давай дружить по-прежнему, все равно я пока-что еще и.о.
Она подошла к зеркалу и что-то поправила в своей немудреной прическе.
– А мы с тобой друзья? – не отвлекаясь от приготовления к чайной, то есть, к кофейной церемонии, задал я главный вопрос.
– Да уж не враги. Корнеев, ты не финти, мы ведь оба понимаем, что это я благодаря твоим интригам в ахмедхановском кресле сижу, – на меня уже смотрела не взъерошенная волчица, а совсем еще недавно очень даже красивая женщина.
– Ты присаживайся, – я придвинул позаимствованное у Зуевой, да так и не отданное кресло.
Кофе был, хоть и растворимый, но аромат от него исходил, как от только что смолотого. Достав из стола бутылку настоящего армянского коньяка, приобретенного для посиделок с Лишневским, я добавил его в обе чашки. Даже не спрашивая мнения дамы на этот счет.
Пили кофе мы молча. Алдарова довольно щурилась и смотрела на меня добрыми глазами матерой хищницы.
Потом Ирина Витальевна ушла. Оставив банку и поблагодарив за прием.
Я снова принялся за работу, но в кабинет ворвалась следующая неспокойная женщина. На сей раз это была моя непосредственная начальница Лидия Андреевна Зуева.
– Чего она приходила? – без всякого вступления, встревоженно начала допрос Лида.
Слава богу, на лице никаких признаков ревности. Кроме материнского беспокойства за придурковатого отпрыска, в ее глазах я ничего не увидел.
– Хочешь кофе? – применил я проверенный веками еврейский прием.
– Хочу! Чего она приходила? – против советских следователей еврейские приемы не работали.
И ей я тоже добавил в кофе коньяка.
– Приходила кофе попить. Вот банку подарила, – кивнул я на стол. – А ты, что ж, душа моя, никак ревнуешь? – я приобнял Зуеву за талию.
– Тогда ладно. Глупости говоришь! – крутанув задницей, начальница ловко вывернулась из объятий и взяла со стола чашку.
– Я от Данилина к себе возвращалась, когда она от тебя вышла, – отхлебнув, она продолжила, – Ира баба хорошая, не подлая, но с ней лучше не скандалить. Её и без того Талгат сильно обидел. У Иры отец заместителем начальника следственного Управления в городе был. Умер он почти, как два года. Это она должна была вместо Ахмедханова первым замом быть, но уговорила отца и тот Талгата вместо неё на должность протащил. И через месяц умер. Инфаркт. А Талгат сразу Иру и бросил.
