Это сейчас я хорошо играю на трубе. Могу зорю протрубить, тревогу, отбой или, к примеру, сонатину Клементи. Кажется, с трубой родился. Но это, конечно, не совсем так.
Впервые труба попалась мне под Новый год, когда я учился в пятом классе. В белом комбинезоне и заячьей маске должен был я вбежать в спортзал – затрубить, разбросать серпантин и конфетти.
Репетировал со мной старшеклассник Николай Подкорытин. На нем была красная шуба деда Мороза, а из карманов торчали две трубы – золотая и серебряная.
– Попробуй, – протянул он серебряную.
Я старался, покраснел, как шуба, зашумело в голове, но труба уперто молчала.
Подкорытин извлек золотую и, свирепо на меня глядя, будто прицеливаясь, выдул неожиданно нежный, чистый, тонкий и хрупкий, как подснежник, звук.
– Валяй еще! – сказал он сердито. – Только быстро. Мне бороду цеплять!
На этот раз труба хрюкнула, точно водопроводная.
– Подобрали зайчика! – покачал головой Подкорытин. – Где сила дыхания? Ладно, сам протрублю! Ты только вид делай. Ну-ка!
Я изо всех сил приложил трубу к губам.
– Видочек! Будто из чайника пьешь, – все более мрачнел Николай Подкорытин. – Погоди! А что у тебя на ногах?!
– Валенки, – я уже чувствовал, что допустил новую оплошность – может, зайцу положены спортивные тапочки или сандалии.
– Вижу, что валенки! – злился Николай. – А сам-то ты видел хоть одного нормального зайца в черных валенках?
Ворча, принес из кладовки белые.
– Живо – переобувайся!
Кое-как натянул я заячьи валенки и прошелся, прихрамывая. Были они, мягко говоря, жестковаты да маловаты на три года.
– Разносишь, – махнул рукой Николай Подкорытин. – Зато хоть немного на зайца смахиваешь.
Я не возражал, будучи и без того кругом виноватым. Еще порепетировал, поприкладывал трубу. И даже выдул что-то – какую-то чахлую былинку. Выглянул в спортзал. На стенах были нарисованы клоуны, с потолка свисали ватные снежинки, и среди них летела блестящая космическая ракета.
– Пора! – подошел Николай Подкорытин, уже одетый по всей форме, в седой лохматой бороде. – Маску, маску не забудь!
В заячьей маске было душно, пахло клеем. «Не пристанет ли, – подумывалось, – насовсем?» Николай Подкорытин распахнул дверь и подтолкнул меня:
– Беги и труби! Вид делай!
Сверкая трубой, скользя валенками, бросился я в спортзал. В полной космической тишине достиг середины. И только когда остановился, опустив трубу, только тогда красиво затрубил Николай Подкорытин – верно, не захотел он делиться музыкальной славой. Получилось так, будто сверкнула молния, а много погодя грянул гром.
Между тем нахлынули карнавальные костюмы. Тигры, индейцы, мушкетеры, две коровы, обезьяна, ручка-скорописка, какие-то овощи, фрукты – окружили меня со всех сторон. Припрыгивая, прихрамывая, разбрасывал я обильно серпантин и конфетти. Хотелось отделаться поскорее. Валенки никак не разнашивались. Напротив, все крепче сжимали ноги. И я старался прыгать повыше, чтобы подольше быть в воздухе. «Вот таких хромых зайцев и съедают волки, – пронеслось в голове. – Очищают лес».
Перед глазами мелькали разноцветные костюмы. Разбросав все, что было в карманах, держа под мышкой немую серебряную трубу, ковылял я к шведской стенке. Одинокий хромой заяц.
Рядом очутился мальчик, изображавший толстую книжку в суперобложке. Он пыхтел и шелестел страницами. Вдруг протянул руку и выхватил из толпы будильник с цифрами и стрелками, который, как положено, приговаривал – «тик-так-тик-так».
– Ну, Вовик! Чтоб еще хоть раз тебя послушал! Пылюсь без дела, будто в книжном шкафу!
– Потерпи, – сбился с хода будильник. – Скоро начнется! Твой приз – первый! Главное – супер береги. – И заспешил прочь, «тикая» и «такая».
А на сцену вышел суровый дед Мороз – Николай Подкорытин – со своей золотой трубой, чтоб протрубить начало парада.
– Чего помалкиваешь?! – подтолкнула меня корешком книжка. – Труби уже! Сил нету ждать!
И вот когда Николай Подкорытин – дед Мороз – запрокинул голову и поднял руку с золотой трубой, я со всего духу приложился к серебряной. Никак не ожидал, что у моей молчаливой трубы вдруг прорежется голос. Да какой! Рев, скрежет, лязганье и заунывный вой!
Дед Мороз застыл, напугано оглядываясь. Все обернулись к нему. Тогда я вновь затрубил – длинно и протяжно, надрывно – так, наверное, трубили мамонты, угодив в смертельную ловушку. Теперь уже все меня разглядывали, как неведомое животное.
– Похож на хромого зайца, – сказал кто-то.
– Маленький, а очень громкий!
И начался, в конце концов, парад. Я шел за книжкой, размахивая трубой. Прихрамывал, конечно, но как-то радостно. Когда проходил мимо деда Мороза, тот подмигнул:
– Ничего себе дыхание. Есть сила!
После парада в раздевалке скинул я белые валенки и принялся дуть в трубу. Ни звука! Вновь обулся. Похромал-похромал туда-сюда. И затрубил – красиво, звонко.
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
