Фингал как будто дремлет на полу, положив голову на лапы. Распушённый хвост лаверака лежит неподвижно. А ведь движениями хвоста пёс выражает и свою радость - молотит им воздух, и неприятность - низко опускает его.
Из машинки, привинченной к краю стола, я беру закрученный патрон и ставлю на подоконник. Следом за моей рукой с патроном поворачиваются глаза Фингала. Нет, не дремлет. Наблюдательный пёс по опыту знает, что зарядка патронов предшествует чудесной прогулке по кустарникам,, полям и берёзовым перелескам.
Правда, случается - и после зарядки патронов
Фингал остаётся дома, а хозяин, захватив деревянных уток, один исчезает на сутки, а то и больше.
Почему хозяин не берёт свою собаку на утиную охоту? Плыть она может, как заправский пловец. Белую одежду загрязнит на болоте? Ну что ж, отмоет. Поплавает по чистой воде и отмоет. Вода и грязь не помеха.
Нет, не поэтому я не беру Фингала, когда отправляюсь на болота за утками. Задача птичной собаки - стоять или лежать возле обнаруженной дичи. Тетерева, куропатки, перепела, дупель, бекасы - все эти птицы останавливаются, затаиваются при виде собаки. И пёс осторожничает, делает вид, что не чует дичи, и стоит, не шевелясь, пока не придёт охотник и не скажет:
- Вперёд! Пусть взлетают, стрелять будем…
А утка, увидев собаку, не хочет сидеть. Она уплывает или убегает. Вот почему я не беру Фингала на уток.
Не беспокоит ли моего лохматого друга и сегодня дума: а вдруг придётся опять оставаться дома, слоняться из угла в угол, поджавши хвост.
Нет, если хвост и лежит, как лохматый меховой чулок, то глаза моего друга - живут, светятся…
Значит, Фингал чувствует, что я возьму его с собой.
Готовя ружьё к завтрашним выстрелам, я решил освободить каналы стволов от обильной смазки. При виде ружья Фингал вскочил и, поставив передние лапы мне на грудь, а голову вежливо повернув влево, три раза пробасил:
- Гав, гав, гав!
- Возьму! - ответил я.
Жена с шестилетней дочкой Леночкой ушла к соседям, в квартире, кроме меня с Фингалом, - никого. И я докладывал ему:
- Видишь ли, сейчас вторая половина сентября- тетерев тебя не подпустит, улетит. Ты не встанешь на стойку: трава поредела, посохла и шелестит, как сено сухое, - раз, крыло стало упругим, словно пружина, - два! Тетерев не хочет прятаться. Он теперь больше верит крылу - оглушительному взрыву взлёта…
Фингал в знак согласия так ударяет хвостом, что поднятый косым лучом заката золотистый столб пыли шевелится, и внутри него прыгают золотинки.
Я продолжаю:
- А вот перепёлок и куропаток найдём.
Пёс метнулся к двери, но не залаял - значит, не чужой идёт. Вошёл мой сосед, девятиклассник Коля.
Ничего охотничьего Фингал не приметил у молодого человека: ни ружья, ни патронташа, ни фляги. И потому с полным равнодушием к гостю снова растянулся на полу.
Но Колю привела ко мне тоже охотничья страсть. Ему наговорили друзья о начале пролёта северной утки - дичи, ожиревшей в спокойствии северных болот, не доступных для ноги охотника.
- Патроны на воскресенье и уроки на понедельник приготовлены, - поспешил меня уверить Коля.- На уток пойдём, Лексеич?
- Болотом, тиной пахнет эта дичь, - улыбнулся я. - И, кроме того, уже дано слово Фингалу пойти на охоту за перепёлками.
- Слова нельзя нарушить?
- Это было бы нечестно, - сказал я серьёзно.
Золотистые лучи солнца ушли из нашей комнаты, и сумерки заняли все углы дома.
- Лексеич! - И мне почувствовалась в голосе теплота молодого охотничьего сердца. - Кто с вами ещё идёт?
- Никто. Мы вдвоём.
- Ас кем вы разговаривали, когда я входил?
- С ним, с моим помощником, - ответил я.
- А меня возьмёте с собой?
Я только предупредил:
- Надо точно стрелять… Фингал не любит мазни, и сам не мажет. У него нет ложных стоек, у тебя не должно быть пустых выстрелов.
Мы условились выйти в пять утра с таким расчётом, чтобы к семи часам, перейдя пять глубоких логов, скомандовать Фингалу: «Вперёд!»
Пришли жена с дочкой. Фингал встретил их в дверях и снова растянулся на полу.
Леночка села, как на сиденье мягкого стула, на широкую спину Фингала. Пёс в знак дружбы возобновил удары хвостом.
- Принеси мне перепёлочку! - И, прежде чем уйти на зов мамы из соседней комнаты, спросила: - Принесёшь? Да?
Великолепные места! Овсище, гречишник - поля, прерываемые невысокими, ещё совсем зелёными берёзовыми перелесками. И только осинки, покрасив свою листву под бронзу, уже торжественно встречали осень.
Непонятно, куда девались эти полевые курочки - плотные рябенькие куропатки и перепёлки? Если перепёлок пугнули в тёплую сторону наши инистые утренники, то куропатке не страшны наши большие зимы, у неё в снегу тёплый дом - глубокая прямая нора. Куропатка - птица не перелётная.
Снуя вкривь и вкось, Фингал старательно обыскал добрые километры овсяного жнивья. Он ходил во весь мах поперёк нашего пути: туда и обратно, как ходит челнок в нитяных основах в ткацком станке.
Коля остановился, удивлённый:
- Впервые вижу челноковый поиск птичной собаки. Это вы его обучили?
- Его обучил опыт. Опыт родителей, опыт предков.
- Замечательно! - вырвалось у Коли.
- Ещё замечательнее другое: поле, где прошёл Фингал, считается мёртвым.