Ревенант был грёбаным падшим ангелом.
Хотя, погодите-ка… ангелом. Он лишь считал себя падшим.
Все пять тысяч долбанных лет.
Но Ревенант никогда не был ангелом. Может быть, технически, но как может кто-то, родившийся и выросший в Шеуле — обители демонов, которую некоторые люди называют адом, — считаться, мать его, святым, ангелом с сияющим нимбом над головой? Может у него и был нимб, но сияния уже давно не было, с тех пор, как всего несколько часов отроду он впервые вкусил материнское молоко, смешанное с кровью демонов.
Пять тысяч сраных лет.
Прошло две недели с тех пор, как он узнал правду, и воспоминания, которые были отняты, вернулись. Теперь он вспомнил всё, что произошло на протяжении веков.
Ревенант был плохим, очень плохим ангелом. Или очень-очень хорошим Падшим, смотря с какой стороны посмотреть.
Гнев подобно токсину прожигал его вены, когда Ревенант ходил по подземной стоянке Центральной Больницы Преисподней. Может быть, у врачей там есть какое-нибудь магическое лекарство, способное снова лишить его воспоминаний. Жизнь была намного легче со знанием, что ты чистейшее зло, падший ангел без каких-либо положительных качеств.
Ладно, возможно у него всё ещё нет каких-либо положительных качеств, но сейчас всё, что у Ревенанта было — это противоречивые чувства. И вопросы. И брат-близнец, полная его противоположность.
Зло рыкнув, Ревенант шагнул ко входу в приёмное отделение, стремясь найти определённого доктора — Неистинного Ангела — которая могла бы помочь хотя бы на пару часиков забыть про прошедшие пять тысяч лет.
Стеклянные двери с шорохом распахнулись, и женщина, к которой он пришёл, неторопливо вышла наружу. Её потрясающее тело обнимала синяя, в милый, жёлтый узор униформа. В мгновение ока вся кровь прилила к паху Ревенанта, черт возьми, хер бы с этими лекарствами, она — то, что доктор прописал.
Прими её дважды и позвони доктору утром.
С момента, как пару недель назад Ревенант столкнулся с Блэсфим, стал ею одержим, и сейчас, когда она шла навстречу, передвигая длинными ногами, он мог лишь представлять, как она этими ногами обнимала его за талию, пока он входил в её тело.
И чем ближе подходила Блэсфим, тем сильнее напрягался Ревенант, а когда она выронила ключи и остановилась, чтобы поднять их, выругался, после чего решил, что она может ронять ключи так часто, как пожелает, потому что тогда ему открывается невероятный вид на её декольте, когда футболка оттягивается при наклоне.
Блэсфим выпрямилась, нацепила кольцо брелока на палец и снова направилась к нему, напевая песню Duran Duran.
Ревенант преградил ей путь, встав между двумя чёрными машинами скорой помощи.
— Блэсфим.
Она подскочила от неожиданности, и перепуганный вскрик слетел с её полных алых губ, обещающих мужчинам неземное блаженство.
— Ревенант. — Блэсфим бросила взгляд на двери больницы, и у него возникло впечатление, что она просчитывает план отступления. Так мило. Она считала, что сможет сбежать. — Почему ты здесь околачиваешься и что забыл на парковке?
Околачивается? Хотя, наверное, можно и так сказать.
— Шёл к тебе. Хотел увидеться.
Блэсфим мило улыбнулась.
— Ну, ты увидел меня. Покеда. — Она развернулась, её белокурый хвостик подпрыгнул, и направилась в противоположном направлении.
Назад в больницу.
Мысленным вращением запястья он изменил свою одежду. Теперь на нем были надеты джинсы, ковбойские сапоги и футболка с логотипом " NASCAR». Также поменялся цвет его диной до плеч волос — вместо чёрных они стали каштановыми. Затем Ревенант возник перед ней, снова преградив путь.
— Может, так я тебе больше нравлюсь?
Она бросила на него категоричный взгляд. Деревенщина был явно не в её вкусе.
Решив попробовать ещё раз, Ревенант снова изменился. Теперь перед Блэсфим стоял рыжеволосый, коротко стриженый мужчина в деловом костюме.
— А так?
Блэсфим продолжала таращиться. Ревенант вернулся к своему образу крутого байкера и перестал страдать херней.
— Пойдём со мной.
— Ох, ничего себе. — Блэсфим сложила руки на груди, тем самым привлекая внимание Ревенанта к этому месту. Миленько. — Ты быстро переходишь к делу.
Ревенант пожал плечами.
— Экономлю время.
— Ты планировал хотя бы накормить и напоить меня? Ну, знаешь, перед сексом.
— Нет. Только секс. — Много… много секса.
Он практически представлял, как её голос с хрипотцой становится глубже в порыве страсти. Фактически видел голову Блэсфим между своих ног, её рот на его члене, а руки на яйцах. Ревенант чуть не застонал от представленного в голове порно-ролика.
— О-о, — произнесла она, её голос сочился сарказмом. — Ты милый.
Ни разу за все пять тысяч лет никто не называл его милым. И пусть слова произнесены с сарказмом, это самое приятное, что ему вообще говорили.
— Не делай этого, — прорычал он.
— Делать что? — Она смотрела на него, как на ненормального.
