Юрий Яковлевич Яковлев
РЕЛИКВИЯ
ПЕРВЫЕ ОТКРЫТИЯ
На исходе прозрачного апрельского дня к бабе Настасье пожаловали незваные гости. Подталкивая друг друга и спотыкаясь о высокий порожек, в дом вошли ребята.
- Здрасте!
Гости смотрели на хозяйку, а хозяйка смотрела на влажные штемпеля, которые гости наставили на чистых половицах, и недовольно прикидывала, что после ухода честной компании придется браться за тряпку. Баба Настасья поджала губы и спросила:
- Чего надо-то?
Стоявший впереди других скуластый парнишка в высоких сапогах - он больше всех наследил, паршивец! - тут же отозвался:
- Реликвии есть?
Баба Настасья непонимающе уставилась на него и спросила:
- Старые газеты, что ли?
- Старые газеты - это макулатура, - тут же пояснил соседский мальчик Леня. - А нам нужны реликвии войны.
- Может быть, у вас есть штык или немецкая каска? - спросила стоявшая в дверях конопатенькая девочка в платке, соскользнувшем на плечи.
- Нет у меня немецкой каски. И штыка нет, - призналась баба Настасья.
- Она не воевала, - пояснил соседский мальчик Леня, который на правах соседа выступал как бы в роли посредника. - У нее муж воевал.
- Может быть, красноармейская книжка, пробитая пулей, хранится? спросил скуластый мальчик; судя по всему, он был в этой компании старшим.
- Или пилотка со звездочкой? - сказала конопатенькая.
Баба Настасья покачала головой.
- Плохо, - сказал старший.
- Плохо, - подтвердил соседский Леня.
Ребята переглянулись, засопели, затоптались на месте, не зная, уходить или еще что-нибудь спросить. И тут девочка сказала:
- Фото тоже годится.
- Годится! - обрадованно подхватил Леня: ему, видимо, очень хотелось, чтобы у его соседки бабы Настасьи нашлась хоть какаянибудь реликвия, пусть фото. И он, не дожидаясь ответа, посоветовал: - Баба Настасья, поищите за образами.
- Нет у меня образов.
Что за неудачная бабка! И образов у нее нет.
- Когда нет образов - прячут за зеркалом! - не отступал Леня. - Зеркало у вас есть?
- Зеркало есть. - Баба Настасья исподлобья посмотрела на ребятишек. Ходите тут без дела, полы пачкаете!..
- Мы не без дела, - обиженно пробурчал старший, косясь на свои высокие грязные сапоги, - мы собираем музей войны.
- Великой Отечественной войны, - уточнил соседский Леня.
Такой поворот дела озадачил бабу Настасью. Она поднялась со скамейки и оказалась очень крупной, широкой в кости, только спина ее не до конца разгибалась, застыла в каком-то вечном поклоне.
- Есть у меня письмо с фронта. От мужа моего, Петра Васильевича, сказала она неуверенно, наугад. Само как-то сказалось. - Годится?
- Что же он не прислал фото? - с тихим упреком отозвалась конопатенькая.
Баба Настасья не расслышала ее слов. Шаркая ногами, подошла к комоду, стала искать письмо за зеркалом. И вскоре ребята увидели в ее руках какой-то бумажный треугольник. Старший протянул руку, баба Настасья исподлобья посмотрела на него и нехотя отдала письмо.
Он покрутил странное письмо в руках и спросил:
- А где конверт с марочкой? Потерян?
- Ничего я не теряла! Разве тогда были конверты и марочки?
Треугольник, полевая почта, печать. Вот и все дела.
- Не было тогда конвертов и марочек, - принял сторону бабы Настасьи соседский Леня.
Но остальные отнеслись к словам старухи с недоверием: потеряла, старая, а теперь выдумывает. Они были убеждены, что раз есть письмо, то был конверт и была марка. Опять наступило неловкое молчание.
И опять конопатенькая спросила:
- Муж был героем войны?
Бабе Настасье надоело любопытство гостей. Она заволновалась, вспыхнула. Сердитой скороговоркой произнесла:
- Никаким он не был героем. Давайте сюда письмо!
- Подождите, баба Настасья, - примирительно сказал Леня. - Надо ведь почитать письмо!
- Надо почитать, - поддержали его остальные, и вся честная компания направилась к окну, где было светлее.
Письмо было коротким и простым. Вот что писал муж бабы Настасьи с фронта:
- "Здравствуй, жена моя Настасья! С приветом к тебе твой муж Петр. Я покуда жив и здоров, чего и тебе желаю. Живу я неплохо.
Курево выдают своевременно. Но вместо махорки - табак филичевый, безвкусный. Куришь, куришь - никак не накуришься. Разве что дым идет. Я второпях потерял запасную пару портянок. Повесил сушить, а по тревоге снялись - забыл сунуть в вещмешок. Теперь маюсь. На ночь постираю единственную пару, к утру они не успевают высохнуть. Приходится надевать сырые. Ноги преют.
Мы сейчас больше копаем, чем стреляем. Копаешь, а от окопа пашней пахнет. И от этого родного запаха щемит сердце. А сколько еще провоюем не знаю.
Кланяйся дедусе Ивану, всем родным и соседям.
С фронтовым приветом, твой муж Петр".
Когда кончили чтение письма, конопатенькая покачала головой:
- Нет, это не реликвия.
- Понимаете, баба Настасья, не реликвия, - с сожалением сказал старший. - Все про табак, про портянки. А клятвы нет.
- Какой клятвы? - глухо спросила баба Настасья.
- "Умрем, но не отступим!" - как по писаному сказал старший.
Баба Настасья изумленно посмотрела на ребят.
- Не хотел он умирать, - сказала она.
- Поэтому и не реликвия, - тихо сказала конопатенькая.
- Может быть, реликвия, - сказал соседский Леня, стараясь удержать товарищей, но ребята потянулись к двери.
