Эта книга рассчитана на интеллигентного читателя. Идея историчности развития, идея эволюции принадлежит к числу немногих фундаментальных идей не только естествознания, но и всех наук, в том числе и общественных. Но именно в биологии эволюционная идея, доказанная Чарльзом Дарвином, стала краеугольной, отсюда пошло распространение эволюционной идеи в другие дисциплины вплоть до языкознания. Дарвинизм оказал глубочайшее воздействие на мышление конца XIX века и нашего столетия. Он повлиял не только на естествознание, не только на общественные науки, но и на политическое мировоззрение общества. Вместе с тем современная эволюционная биология, в первую очередь благодаря синтезу с генетикой, далеко ушла от дарвинизма конца XIX века. Сегодняшние открытия в области молекулярной биологии, генетики и многих других дисциплин готовят почву для нового синтеза в истории эволюционизма.
Сколь ни велики заслуги гения Дарвина, мы должны помнить и о его предшественниках, причем не только прямых. В науке, в сущности, существует не так много фундаментальных идей: материализм и идеализм, стабильность и лабильность, дискретность (прерывистость) и континуальность (непрерывность). Каждое новое поколение ученых и мыслителей добавляет к немногим фундаментальным идеям тысячи конкретных фактов и десятки частных закономерностей. Идея эволюции, трансформизма, как я пытаюсь показать в этой книге, возникла за тысячи лет до Дарвина. Эволюционная идея не исчерпана Дарвином. Она оказывает влияние на познание природы и закономерностей развития общества. Вот почему я надеюсь, что эта книга заинтересует не только биологов.
Я старался писать просто, с тем, чтобы сделать книгу доступной широкому читателю. Лишь глава XIII требует специальной подготовки. Самостоятельное значение имеет литература, приведенная в подстрочных примечаниях. Она может служить введением в широкий круг эволюционных проблем, которые обсуждаются в этой работе.
Первый вариант книги возник на основе лекций по теории эволюции, читанных мною в 80-х гг. на кафедре высших растений МГУ, в Московском областном педагогическом институте им. Крупской, университетах Киева, Тбилиси, Иванова. Ее выход был запланирован на 1987 г. в издательстве «Наука». Покойный С. В. Мейен — ярчайший мыслитель и полемист — согласился быть ее т*итульным редактором. Он успел познакомиться и со структурой книги, и с ее первым вариантом. Но объем рукописи превысил запланированный, а мы жили тогда в плановой системе, и издание не состоялось. Я не жалею об этом. Рукописи полезно вылежаться.
За прошедшие с тех пор годы произошла перестройка, открылись границы, и я смог посетить линнеевские места в Швеции — Упсалу, Лунд и Стокгольм, познакомиться с архивами Линнея в Линнеевском обществе Лондона. Мне удалось побывать в дарвиновских местах в Кембридже и в Дауне, почувствовать дух Британского музея Естественной Истории, где работал Р. Оуэн, Парижского Ботанического сада, где трудились Антуан и Бернар Жюссье, Парижского музея Естественной истории, где спорили и работали (и жили в одном доме) Ламарк, Кювье и Жоффруа Сент-Илер, посетить в Гарвардском университете и в Вудс-Холле места, связанные с Луи Агассисом.
Как натуралисту, мне выпало счастье побывать в Бразилии и на Таити в ряде мест, описанных Дарвином в его путешествии на «Бигле». Я собирал коллекции на Малайском полуострове и в девственных лесах Борнео и смог почувствовать тот дух тропической природы, который был так красочно описан Альфредом Уоллесом. Мне удалось побывать на шести континентах.
Кроме того, я получил возможность поработать с литературой в библиотеке Рокфеллеровского центра в Bellagio, а в 1992—93 гг. во время длительной стажировки в Гарвардском университете я не только смог пополнить список литературы, но и имел счастье долго общаться с крупнейшим эволюционистом современности моим старшим другом Эрнстом Майром (Е. Мауг) и виднейшими американскими историками науки Дореном Грэхэмом (L. Graham) и Эвереттом Мендельсоном (Е. Mendelsson). Лорен Грэхэм прочел черновой вариант рукописи и высказал ряд ценных замечаний. М. Д. Голубовский внимательно прочел XIII главу книги. Его критика была полезной для автора. Продуктивным было длительное общение с американскими историками науки Марком Адамсом (М. Adams, Pennsylvania University) и Дугласом Винером (D. Weiner, University of Arizona). С. К. Межлумян познакомила меня с редкими изданиями по развитию науки в Древней Армении. Многие вопросы истории эволюционизма обсуждались с А. Е. Гайсиновичем, а также с Я. М. Галлом, Э. И. Колчинским, Д. А. Александровым, С. Орловым из Петербургского филиала Института истории естествознания и техники РАН. Карл Фредга (К. Fredga — Uppsala Universitet) способствовал посещению линнеевских мест в Упсале, а хранитель библиотеки Упсальского университета Томас Тотти (Т. Tottie, Uppsala Universitetbibliotek) познакомил меня с архивами праправнука Линнея и исследователя его творчества Тихо Тулльберга. В Линнеевском обществе в Лондоне (Linnean Society) я познакомился с архивами Карла Линнея, в том числе с его неопубликованной перепиской с российскими учеными. Благодаря содействию писателя-эколога Джона М. Стьюарта (J. М. Stewart), я побывал в доме Дарвина в Дауне, а Министерство экологии Великобритании способствовало моему посещению дарвиновских мест в Кембридже. Тоомас Сутт (Т. Sutt) был моим спутником по местам, связанным с деятельностью Карла Бэра в Тарту. Покойный проф. Й. Кратохвил (J. Kratochvil), Вртислав Орел (V. Orel) — хранитель мемориального музея Г. Менделя в Брно, и Богумил Крал (ныне — директор Пражского зоопарка) были неизменно внимательны ко мне во время моих неоднократных посещений менделевских мест, а д-р В. Орел познакомил меня с уникальным фондом Г. Менделя в Моравском музее. Благодаря вниманию д-ра Клауса Штиллера (К. Stiller — Karl Zeiss, Jena) я смог побывать в основанном Э. Геккелем Филетическом музее, доме Э. Геккеля «Вилла Медуза» в Йене и доме-музее В. Гёте в Веймаре. Р. Ригер, А. Михаэлис, И. С. Гребенщиков, X. Бёме помогали мне в работе с литературой во время моих двукратных посещений Гатерслебена в 1980 и 1989 гг. Во время визита на Неаполитанскую зоологическую станцию, основанную Антоном Дорном, где работало несколько поколений русских и европейских ученых, я смог ощутить тот непередаваемый дух интернационализма науки, дружбы и коллегиальности, который был свойствен первым последователям Дарвина и их ученикам.