Кругосветное плавание Магеллана
Имя Антонио Пигафетты неразрывно связано с историей первого кругосветного плавания. Этот провинциальный дворянин волей случая стал историографом предприятия Магеллана, и его записки по праву считаются одним из наиболее ценных документов эпохи географических открытий.
Сын богатого патриция, уроженец Виченцы — древнего, погруженного в дремотный покой города, чьи судьбы были связаны с судьбой дряхлеющей Венеции, Антонио Пигафетта прямо из покоев старого фамильного палаццо попадает в Барселону, а оттуда в Севилью — порт, из которого десятки испанских кораблей отправлялись в недавно открытые заморские страны. Он становится участником экспедиции Магеллана, пересекает три океана, видит цветущие берега Бразилии и унылые, погруженные в молочный туман, утесы Огненной Земли, попадает на острова Тихого океана, мерзнет в холодных водах Южной Атлантики, изнывает от жары в Индийском океане, терпит неимоверные лишения и голод, участвует в ожесточенных схватках с туземцами на берегах неведомых земель и возвращается с горстью моряков, переживших мытарства трехлетнего плавания, совершив первое в истории человечества путешествие вокруг света.
Его записки — не хроника бесстрастного летописца и не дневники вдумчивого ученого-исследователя. Это беглые заметки наивного и любознательного человека, страстного искателя приключений и наживы.
Пигафетта ничем не отличается от своих современников и сверстников — рыцарей первоначального накопления, знатных и худородных, с дворянским гербом или без него, которые кинулись в новооткрытые земли в поисках легкой добычи.
Быть может, многим из них он уступает в знаниях, способностях, энергии и предприимчивости. Вместе с тем ему чужды фарисейские приемы летописания, свойственные многим «заслуженным» историкам. Он не рядит своих спутников в одежды ратоборцев «христианской цивилизации», не извращает факты в угоду предвзятым концепциям. Разумеется, далеко не все, что видит он на своем пути, может он понять и объяснить. О многом он не упоминает, хотя порой с излишней подробностью описывает мелочи, недостойные внимания. С подкупающей непосредственностью ведет он свой немудреный рассказ. Вчитайтесь в его записки — и перед вами раскроется одна из наиболее ярких страниц хроники великих открытий.
В глазах буржуазных историков и географов события бурного века открытий рисуются как эпизоды грандиозной героической эпопеи. В солидных трудах и в исторических романах, в журнальных статьях и школьных хрестоматиях они поют осанну подвигам «Одиссеев нового времени», раздвинувших границы старого мира, приобщивших к «благам европейской цивилизации» колоссальные территории Нового и Старого Света. Достаточно, однако, ознакомиться с подлинными записями, которые вели эти прославленные «Одиссеи», чтобы лишний раз убедиться, насколько справедлива была гениальная характеристика всей деятельности рыцарей первоначального накопления, данная Марксом в XXIV главе «Капитала»:
«Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих — такова была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идиллические процессы составляют главные моменты первоначального накопления»>[1].
И книга Антонио Пигафетты дает куда более верное представление об этих «идиллических процессах», чем досужие упражнения американских и западноевропейских фальсификаторов от науки, стремящихся вытравить следы крови и грязи, которыми отмечен каждый шаг пионеров первоначального накопления. Записки Пигафетты рисуют подлинные, не приукрашенные образы этих смелых, жестоких и жадных рыцарей чистогана, позволяют по достоинству оценить их дела и их помыслы, дают возможность уяснить подлинный исторический смысл заморских предприятий XV–XVI столетий.
Исторические предпосылки предприятия Магеллана
В течение XV столетия пиренейские державы — Испания и Португалия — выходят на путь широкой заморской экспансии. В обеих странах особенности их внутреннего развития и географического положения определили необходимость и возможность поисков новых земель и новых морских путей. В социальных битвах XV века и в Португалии, и в Испании феодальная знать потерпела временное поражение в борьбе с королевской властью, опиравшейся на города. И там, и здесь процессы объединения страны шли в условиях реконкисты — непрерывных внешних войн с маврами, которые шаг за шагом вынуждены были уступать земли Пиренейского полуострова, захваченные ими в VIII столетии. В Португалии эти войны закончились в середине XIII века, в Испании — лишь в исходе XV века.
Реконкиста породила рыцарство, паразитический класс, который жил и кормился войной и по мере победоносного ее завершения мало-помалу терял свои экономические позиции.
Когда захвачены были последние мавританские земли на юге полуострова, алчное и неуемное в своем стремлении к обретению легкой добычи рыцарство бросилось на поиски новых источников дохода. В них же остро нуждалась и молодая, еще не окрепшая буржуазия, и королевская власть.