По широкой сельской дороге гулко стучали конские копыта. Рессоры экипажа жалобно скрипели, когда колеса попадали в выбоину или наскакивали на камень. Четверка серых рысаков бодро неслась вперед, чуя, что конец пути уже близок.
Граф Антон Цагловский отложил томик со стихами Мицкевича — экипаж нещадно трясло, и читать было крайне неудобно. Мужчина выглянул в окно. Мимо проносилось безмятежное море серых, как дорожная пыль, пшеничных колосьев, с бурыми пятнами загнивающих посевов.
Тяжелый горячий воздух давил на грудь. Неожиданный порыв ветра нарушил нависшее над дорогой безмолвие, заколыхал высокие травы. Пшеничное поле заволновалось, зашептались тяжелые колосья, роняя на землю вызревшие зерна. Зашумел обрамлявший поля сосновый бор. Свинцовые тучи заволокли небо и скрыли за собой солнце. Лишенная света даже вечно зеленая хвоя приобрела унылый серый оттенок.
И кто только назвал этот край белым? Изможденный бесконечными войнами, политическими и религиозными конфликтами, он уже давно сменил свой цвет на тоскливый серый. Таким здесь было все: земля, уставшая от стонов раненых и убитых, голодных, больных и обездоленных, небо, заполоненное удушливым дымом от пожаров восстаний, лица людей, уставших от бесконечной борьбы с ветряными мельницами государственной машины, частью которой они стали чуть меньше века назад. Даже стены католических костелов, униатских и православных церквей были совершенно одинакового серого цвета.
Антон пять лет не был дома, а тут почти ничего не изменилось. Разве что соседи все больше распродавали свое имущество и уезжали, кто в центральные губернии Российской империи, повинуясь высочайшему указу, а кто в Европу или даже в Америку. Они, как крысы, бежали с тонущего корабля, потерявшие всякую надежду на обретение свободы на родине.
За семьсот верст от Виленской губернии, учась на медико-хирургическом факультете Киевского университета, Антон с легкостью мог предаваться патриотическим настроениям и осуждать тех, кто в отчаянии решил оборвать пуповину, связывавшую их с родной землей, но стоило ему собственными глазами увидеть творившееся здесь запустение, как сердце дрогнуло, накатила тоска, захотелось бежать прочь, пока не сотрется воспоминание об этом ужасном сером цвете.
Антон мотнул головой, отгоняя недостойные мысли, и перевел взгляд на дорогу. Вдалеке показалась развилка, а возле нее на обочине идол, с древних времен служивший межой майората Цагловских. Антон не удостоил бы и взгляда убогое каменное изваяние, но вдруг его поверхность раскололась. Из трещины багровыми струями начала сочиться кровь. Шляхтич испуганно моргнул. Вот же он, обычный кусок гранита с едва заметными очертаниями человеческой фигуры, целый и невредимый, каким был всегда. Видно, почудилось.
Позади послышались приглушенные раскаты грома. На землю упали первые капли дождя. Мигом посвежело. Экипаж свернул на лесную дорогу, чтобы не попасть под самый ливень. Небо озарила яркая вспышка молнии. Антону показалось, что он увидел белое пятно, выстиранную трудолюбивой хозяйкой простыню, посреди хмурого темного леса. Шляхтич встрепенулся. Наваждение дважды за день? Это уже слишком даже для такого суеверного края.
— Стой! — крикнул Антон кучеру.
Прошло некоторое время, прежде чем слуге удалось справиться с разгоряченными рысаками. Шляхтич спрыгнул на землю и побрел через покрытый густым папоротником подлесок туда, где он видел таинственный силуэт.
На этот раз глаза не подвели Антона. Посреди небольшой поляны лежало тело молодой женщины. Удивительно, что оно показалась ему белым с дороги. На женщине было грязное изодранное платье. На босых ногах горели свежие ссадины. Толстые черные косы растрепались, укрывая израненные плечи и руки.
Антон поспешил проверить, жива ли она. Он осторожно повернул женщину на спину. Она дышала слабо, едва заметно, но все же была жива. Антон хотел было приложить руку к ее лбу, чтобы проверить, нет ли жара, но вдруг заметил, что с его пальцев падают крупные темные капли. Шляхтич удивленно перевернул ладонь. Она оказалась перепачкана в крови. Антон ошарашено глянул на низ живота женщины, на котором только что лежала его рука. По грубой светлой ткани растекалась уродливое багровое пятно.
Из оцепенения Антона вывел раскат грома, раздавшийся где-то совсем рядом. Молния сверкнула всего в нескольких локтях над ним. Холодный ливень плотной стеной хлынул на землю. Шляхтич благодарил бога, что ненастье застигло его не в поле, а в лесу. Не медля больше ни секунды, он подхватил женщину на руки и понес к экипажу. «Надо отвезти ее в замок. Это всего пару верст. Всяко лучше, чем возиться с ней посреди леса во время грозы».
— Кто это? — не преминул поинтересоваться кучер, встревожено глядя на безвольное тело на руках у молодого пана.
— Не знаю, — пожал плечами Антон, забираясь обратно в экипаж. — Ей нужна помощь. Поспеши.
— Но, пане, подбирать на дороге незнакомцев…Чует мое сердце, не к добру это, — продолжал медлить кучер. — А вдруг ее судьба на вас перейдет?
— Юрась, что ты мне предлагаешь? Оставить ее умирать под проливным дождем? — начал сердиться Антон. Как человек образованный, он терпеть не мог деревенских суеверий, которыми славилась его родная земля. — Поехали уже.
