Давным-давно, лет тридцать или сорок назад, существовало на свете смиренное создание, именуемое прачкой. Ее немудреные обязанности состояли в том, что через определенные промежутки времени она приходила к вам с большущей корзиной, чтобы унести грязное белье, а потом принести его обратно белым как снег.
В наше время прачки больше нет. Ее место заняла Объединенная Прачечная Компания. Прачки больше нет, но я хочу, чтобы она появилась вновь.
Прачка – и в жизни, и в книгах – считалась олицетворением всего самого жалкого, самого обездоленного. Она еле-еле ухитрялась заработать на кусок хлеба. Она была на самом дне нищеты. Нынешняя Объединенная Прачечная Компания применяет гидроэлектроэнергию, является обладательницей просторной, напоминающей банк конторы и развозит свой груз на огромном катафалке, которым управляет шофер в ливрее. Но я хочу, чтобы скромная прачка появилась вновь.
В прежние времена каждая женщина, покинутая и брошенная на произвол судьбы, становилась прачкой. Когда все остальное терпело крах, ей оставалось хотя бы это. Каждая женщина, хотевшая показать свой независимый характер и силу духа, угрожала, что возьмется за стирку. То было последнее прибежище благородной души. Во многих знаменитых романах героиня была близка к тому, чтобы стать прачкой.
Женщины, чьи славные предки восходили чуть ли не к самим крестоносцам (хотя никогда не подходили к ним вплотную), совсем уж было брались за стирку, и только вовремя найденное завещание спасало их от позора и от мыльной пены. Однако если бы в наши дни женщина воскликнула: «Что мне делать? Я одна на свете! Я открою Объединенную Прачечную Компанию», – это прозвучало бы совершенно иначе.
Старая технология – какою она была прежде, сорок лет назад, – отличалась необычайной простотой. Прачка имела обыкновение приходить ко мне и забирать мою рубашку и мой воротничок, а пока она стирала их, я носил другую рубашку и другой воротничок. Когда она возвращалась, мы совершали обмен. Одна рубашка всегда была у нее, другая – у меня. В те времена приличный молодой человек нуждался всего в двух рубашках.
Эта бедная прачка была безнадежно наивна: она никогда не рвала и не портила рубашек. Так, например, ей и в голову не приходило отодрать от нее зубами лоскут. И после стирки рубашки становились еще мягче и лучше, чем прежде. Она ни разу не додумалась оторвать хотя бы один рукав. А если во время стирки от рубашки отлетала пуговица, она смиренно пришивала ее на прежнее место.
Гладя рубашку, эта простодушная женщина ни разу не додумалась спалить ее, оставив коричневое пятно на самом видном месте. У нее не хватало воображения. Другими словами, наша техника была тогда на ранней стадии развития.
Мне никогда не приходилось непосредственно наблюдать за производственными процессами Объединенной Прачечной Компании, располагающей новейшим оборудованием, но я легко могу себе представить, что там происходит после получения очередной партии белья.
Прежде всего рубашки сортируются, а затем поступают к специалисту, который мгновенно опрыскивает их серной кислотой. Затем их направляют в красильное отделение и погружают в желтый раствор. Отсюда рубашки переходят в пулеметный цех, где в них простреливают дырки, а затем – с помощью механического транспортера – перебрасываются в особое помещение, где у них гидравлическим способом отрывают рукава. После этого рубашки кладут под колоссальный пресс, который делает их абсолютно плоскими и приводит в такое состояние, что пуговицы могут быть немедленно вырваны с корнем, одним мановением руки опытного пуговицеотдирателя.
Этот последний процесс производится исключительно вручную и, как мне сообщили, оплачивается очень высоко. Квалифицированный пуговицеотдиратель, способный определить наивысшую точку сопротивления материала, зарабатывает до пятидесяти долларов в день. Правда, эта работа чрезвычайно изнурительна, ибо предполагается, что ни одна пуговица не должна ускользнуть от его зоркого глаза. В последнее время крупные прачечные применяют новейшие химические средства, как, например, иприт, слезоточивые бомбы и осветительные снаряды.
Воротнички, насколько я понимаю, подвергаются аналогичной обработке, но процесс видоизменяется в зависимости от того, какова конечная его цель – Полное Расщепление Концов или Создание Боковых Разрывов. Разумеется, основным принципом деятельности любой первоклассной прачечной является забота о том, чтобы ни одна рубашка и ни один воротничок не попадали туда вторично. Если же это все-таки происходит, вещь немедленно направляется в Отдел Окончательного Уничтожения, где под нее подводят пироксилин, который разносит ее на шесть частей. После этого к ним прикрепляют ярлык – «Повреждено» и на следующее утро отсылают владельцу в специальной машине и в сопровождении особого служителя.
Если бы наша бедная прачка держала у себя пулемет и хоть немного динамита, она могла бы неслыханно разбогатеть. Но она не знала об их существовании. В доброе старое время прачка брала за стирку рубашек по десять двенадцатых цента за штуку, то есть по десять центов за дюжину. Лучшие прачечные – те самые, которые не допускают никакого вторжения в свои конторы и отсылают белье под охраной вооруженного стража, – берут теперь за стирку рубашки один доллар, а при льготном тарифе – двенадцать долларов за дюжину.