1. Десять мальчишек и две плоскодонки
Скажи кто-нибудь Эмилю, что на будущей неделе его подстерегут такие приключения, какие бывают только в книгах о далеких заморских странах, он в первую минуту, пожалуй бы, поверил: вполне возможно, ведь впереди — путешествие на лодках…
Но немного погодя он, наверное, с сомнением покачал бы головой: «Приключения? На тихих чешских реках? Что вы, да ничего особенного со мной здесь произойти не может!..»
И все-таки произошло!
Разумеется, никому не дано предвидеть будущее, и, может быть, поэтому в тот субботний день, как раз в самом начале каникул, Эмиль с обычной беззаботностью ожидал своих друзей на трамвайной остановке в Подоли.
Эмиль, конечно, появился первым — он всегда и всюду прибегал раньше других минут на десять, не меньше. Дома у них часы то и дело уходят вперед, да еще каждый день по-разному — никто, даже часовщик, не может с ними ничего поделать, — поэтому Эмиль уже привык всех поджидать; это кажется ему вполне естественным, и делает он это весьма терпеливо.
Он спокойно стоял, глазея по сторонам, а потом невольно повернулся к витрине обувного магазина. Нет, его интересовали вовсе не ботинки — он рассматривал свое отражение в большом зеркальном стекле. Что ж, для своих четырнадцати лет он, пожалуй, несколько низковат ростом, но вместе с тем у него приятные темные глаза и неплохие волосы… Правда, общее впечатление чуть портит нос, который остро выступает на лице и, может быть, поэтому заставляет своего владельца все время громко шмыгать.
Но сейчас Эмиля занимал не нос и не эта скверная привычка, за которую ему частенько доставалось дома. Сейчас он старательно рассматривал в витрине свои уши — предмет его великих мучений. Уши у Эмиля торчали по обе стороны головы, как крылышки из розовой бумаги, и их так и хотелось ущипнуть или хотя бы потрогать руками. Одно время Эмиль уже до такой степени отчаялся, что стал на ночь прилеплять уши к голове пластырем — может, они перестанут наконец так мерзко оттопыриваться? Но это почему-то не помогало… А однажды Эмиль и вовсе позабыл отлепить пластырь и в таком виде явился в школу. Что было!.. Даже вспомнить страшно.
При этой мысли Эмилю сразу захотелось отвернуться от витрины.
И сделал он это как раз вовремя. В нескольких шагах от Эмиля переходил улицу Аква. Улицу он переходил чинно и медленно, и, конечно, по Акве хоть часы проверяй. Эмилю пришло в голову, что внутри у Аквы скрыта пружина или какой-нибудь другой механизм, конечно не похожий на часы матери Эмиля, иначе как это Аква ухитряется всюду поспевать? Спокойствие и точность Аквы во всем себя оправдывают: он идет не спеша, но доходит до цели; думает медленно, но додумывает до конца; даже дерется неторопливо, но всегда выходит из схватки победителем.
Впрочем, разве может Аква не победить?
Из всех знакомых Эмилю сверстников Аква самый рослый и сильный. Честное слово, Аква с его круглой большой головой и волосами, подстриженными ежиком, выглядит лет на пятнадцать, а то и старше! Правда, возможно, причиной этому и серьезное выражение его лица, свидетельствующее о большой учености Аквы…
Тут Эмиль не выдержал и рассмеялся: он вспомнил, как из-за этой учености Аква и получил свое прозвище. Однажды — тогда Аква еще назывался совсем обычно, Мирек Йиру, — он заявил, что лягушки в речных заводях кричат не просто «ква-ква», а «аква-аква», что по-латыни означает «вода». Ребята, разумеется, смеялись до упаду, после чего и появилось на свет это прозвище — Аква.
Так вот, в эту минуту Аква пересек улицу и, как обычно не спеша, направился к Эмилю. Он шагал так медленно и степенно, что Эмиль не утерпел, бросился навстречу приятелю, крича во все горло:
— Наконец-то ты явился! Ну как, все в порядке?
Аква в ответ только покачал головой, и Эмиль понял: если его друг пришел ни с чем, то дела совсем плохи!
— Знаешь, давай подождем Румика, — предложил Эмиль, — может, ему что-нибудь пришло в голову.
Аква только с сомнением пожал плечами, как бы говоря: «Мне абсолютно все равно, но я бы лично не очень полагался на Румика. У него ветер в голове, он обязательно выдумает какую-нибудь потрясающую глупость».
Эмиль понял жест Аквы достаточно хорошо, однако примирительно сказал:
— Конечно, на Румика надежда плоха, но и у него тоже бывают гениальные идеи.
Аква снисходительно согласился. Друзья решили, что разумнее было бы отправиться за Румиком и поторопить его, поскольку он опаздывал с такой же регулярностью, с какой Эмиль приходил повсюду первым. Они завернули за угол и через минуту уже свистели у дома, где жил Румик.
В ответ на этот свист из окна на четвертом этаже высунулась голова с одним глазом — второй закрывала черная прядь волос, падающая на лоб, точно воронье крыло. Но зато этот один-единственный глаз сверкал за двоих, и вся смуглая физиономия Румика буквально полыхала мрачным огнем, словно пронизывающим все его существо.
Румик яростно помахал приятелям из окна книжкой и издал победоносный вопль, разнесшийся по всей улице:
— Ребята-а-а! Придумал! «Кор-мо-ран»!
Внезапно Румик исчез. Эмиль уже знал: теперь Румик мчится по лестнице, сотрясая весь дом, через секунду он выскочит на улицу, а затем будет как сумасшедший отстаивать свою идею. Но что мог возразить Эмиль? Он даже не знает такого слова «корморан» и вовсе не догадывается, что оно означает. Но признаться в этом неловко, иначе Румик просто поднимет его на смех. Кто-кто, а уж Румик умеет быть язвой. Особенно когда дело касается его, Эмиля…