После войны
Авторы: Анатолий Тимофеевич Марченко / Сергей Николаевич Мартьянов
Жанры: Советская классическая проза, Приключения
Цикл: Библиотечка журнала "Пограничник" №14
Формат: Полный
Всего в книге 42 страницы. Год издания книги - 1968.
Хронологические рамки этого сборника — от победного окончания войны до наших дней. Таким образом, читатели встретятся с послевоенным поколением часовых границы, узнают об их бдительности, доблести, стойкости, товарищеской спайке. Часть рассказов повествует о дружбе, взаимной помощи пограничников и населения приграничной полосы. Часть — о том, как полученная на заставах и кораблях закалка помогает бывшим воинам в трудовой жизни. В книгу «После войны» включены рассказы известных писателей Александра Авдеенко, Бориса Зубавина, Олега Смирнова, чье творчество тесно связано с темой границы. Среди авторов — и бывшие пограничники, ныне профессиональные литераторы Лев Линьков, Михаил Абрамов, Константин Кислов, Сергей Мартьянов, Лукьян Горлецкий и офицеры-пограничники Анатолий Марченко и Александр Сердюк. Представлен и совсем молодой прозаик, лишь недавно уволившийся в запас, — старшина Анатолий Проскуров. Сборник «После войны» посвящается 50-летию советских пограничных войск.
Читать онлайн После войны
Борис Зубавин
ЖЕНЩИНА ЖНЕТ ТРАВУ
Старшего лейтенанта Прохорова перевели из стрелковой части, расквартированной за рубежом, в пограничные войска. В этих войсках он никогда не служил.
Застава, порученная Прохорову, по численности уступала той роте, которой он командовал к концу войны. Люди выглядели утомленными.
В первую очередь он захотел изменить режим службы, чтобы дать людям побольше отдыха. Он решил, что заведенные до него порядки только усложняют и путают жизнь на заставе. А Прохорову все здесь было просто, обыденно и даже, пожалуй, немного скучно.
Помощник его, лейтенант Крымов, большеголовый, почтительный, уже в годах человек, временно командовавший заставой, показался службистом. Прохоров не любил таких людей. Однако он скоро убедился, что порядки на заставе изменить очень трудно, даже невозможно. Люди привыкли жить в постоянной настороженности. Самым незначительным событиям они придавали огромное значение: надломленная кем-то ветка в лесу или едва уловимый свист на сопредельной стороне — все здесь имело таинственный смысл. Люди сутками могли сидеть около надломленной ветки, часами наблюдать за тем местом, откуда был услышан свист… Впрочем, задумываясь над этим и считая все совершенно неправильным, Прохоров все же не знал, да и не трудился узнать, в чем должна заключаться правильная охрана границы. Он просто сделал вывод, что здесь продолжают жить по тяжелым и до смешного ненужным теперь правилам войны.
Он любил погордиться своим военным опытом перед пограничниками, которые не были на войне. Лейтенанту Крымову он иногда снисходительным тоном рассказывал боевые истории, действительно пережитые им или только где-то слышанные. Делал он это не потому, что у него было мало своих интересных историй или любил похвастать чужим, а потому, что своего и чужого у него было так много и все это, смешавшись, лежало так одинаково ярко в памяти, что он уже не разбирался, где свое, а где чужое.
Большое, в веснушках, доброе лицо Крымова очень забавляло его. Оно было всегда, по мнению Прохорова, озабочено пустяками.
«О чем он все время беспокоится?» — думал Прохоров.
Дежурный по заставе разбудил ночью солдат Попова и Силантьева, которые должны были идти в наряд. Силантьев стал сейчас же одеваться, тяжело сопя спросонья, а Попов, оторвав от подушки измятое во сне и точно отсыревшее лицо и взглянув на темное окно одним глазом, ворчливо сказал:
— Рановато еще. Не светает, — и опять упал тяжелой головой на подушку.
— Покуда оденетесь да покурите — в самый раз будет, — сказал дежурный.
Попов помолчал, потом вдруг вскочил, озорно поглядывая светлыми веселыми глазами, точно он и не спал.
Солдаты умылись во дворе холодной водой, поливая друг другу в темноте из ведра, и Силантьев наплескал Попову на сапоги.
— Ослеп, что ли? — сердито прошептал Попов.
Они плескались и разговаривали тихо, будто боясь нарушить предутренний, безветренный покой, плотно окружавший их. Потом они вернулись в казарму и, прицепив к поясным ремням подсумки с патронами, взяв в руки винтовки, вышли опять на улицу, сели на бревно около забора, в углу двора, и, свернув по папироске, молча закурили. К тому времени начало светать, и темнота выделила из себя неясные, мягкие, расплющенные, без углов силуэты казармы, деревьев. На крыльце показался дежурный.
— Докуривайте живей, — негромко, как бы слушая свой голос, сказал он в ту сторону, где на бревне сидели солдаты, — пора выходить.
Солдаты не ответили, но по тому, как огоньки папиросок стали вспыхивать ярче и чаще, было видно, что они заторопились.
Оставив их около крыльца, дежурный пошел в соседний дом докладывать лейтенанту.
Лейтенант Крымов сейчас же вскочил с кушетки, на которой спал не раздеваясь, в сапогах, посидел немного, растирая ладонями щеку, отгоняя сон, и, поправив ремень, вышел вслед за дежурным.
Пока дежурный ходил будить лейтенанта и возвращался с ним обратно, солдаты молча стояли около крыльца. Получив боевую задачу, они зарядили винтовки и ушли. Во дворе в предрассветном сумраке остались только лейтенант и дежурный. Лейтенант зевнул, потянулся и сказал:
— Спать хочется, Лебедев.
— Не выспались, — сказал дежурный, — наряды круглую ночь туда и обратно идут.
Лейтенант, махнув рукой, сказал:
— В случае чего, буди. — И пошел домой досыпать.
А Попов и Силантьев, выйдя из ворот и свернув направо, пошли по дороге.
— Новый начальник что-то и не инструктирует нас, все лейтенант Крымов, — сказал Силантьев.
— Накуриться не дал, — с сожалением сказал Попов, думая о дежурном и с сердцем вскидывая на плечо ремень винтовки. — Мне так сдается, — сказал он, пройдя несколько шагов молча, уже другим, мягким голосом, — что они поделили промеж себя обязанности. Товарищ старший лейтенант — он боевой, он все, значит, занятия проводит, а Крымов — этот на инструктаже наспециализировался, так сказать, по службе.
— Кому что, — поддержал его Силантьев.
Солдаты больше не сказали друг другу ни слова. В двух километрах от заставы дорога резко сворачивала вправо. Солдаты пошли лугом. Трава на лугу была некошеная, густая; половина ее полегла, перепуталась с той, что стояла. Солдаты не прошли по лугу и ста шагов, а штаны их почернели на коленках от росы, выпавшей к рассвету. Когда миновали луг, начались высокие заросли камыша. Теперь они шли узкой, едва заметной тропой, проложенной в камышах. Под ногами зачавкало, стали попадаться растопыренные черные коряги. В камышах стоял монотонный гул мошкары.
