В первых числах октября 1832 года близ швейцарского городка Веве, на пригорке, с которого дорога плавно спускается от высокогорной Мудонской равнины к лежащему ниже Женевскому озеру, остановился дорожный экипаж. Форейторnote 1 спрыгнул на землю, чтобы поправить колесо; вынужденная задержка позволила пассажирам кареты полюбоваться окружающим ландшафтом.
Путешественники — семья американцев — исколесили всю Европу и теперь, только что покинув пределы Германии, направлялись сами не зная куда. Четыре года назад путешественники останавливались на этом же месте, едва ли не в тот же день и по той же самой причине. Тогда они ехали в Италию и, минуя Женевское озеро с расположенными на его берегах Шильономnote 2, Шатларом, Блоне, Мейери, не успев насмотреться вдоволь на вершины Савойских гор и дикие отроги Альп, сожалели о том, что приходится так скоро покидать эти чудесные края. Но теперь можно было наверстать упущенное. Очарованные пейзажем — величественным, но не грозным, — путешественники вскоре расстались с каретой, сняли дом, распаковали багаж и уже, наверное, в двадцатый раз установили домашние святыни в чужой земле.
Глава семьи, американец, немало плавал по морям; вид озера пробудил в нем давние, приятные воспоминания. Обосновавшись в Веве, он сразу же позаботился о лодке и лодочнике. Случай свел его с неким Жаном Деклу (мы приводим написание имени наугад); договор был безотлагательно заключен, и начались совместные прогулки по озеру.
Случайные знакомые вскоре сделались задушевными собеседниками. Жан Деклу, опытный лодочник, был наслышан обо всем понемногу и любил пофилософствовать. Его познания об Америке, например, можно было даже назвать примечательными. Так, ему было известно, что Америка — это континент, находящийся к западу от их части света, и там есть город, носящий название Нового Веве; белые, которые уехали туда, пока еще не сделались черными, и есть надежда, что страна когда-нибудь станет цивилизованной. Обнаружив, что Жан весьма просвещен относительно вопросов, которые ставят в тупик европейских ученых, любознательный американец побудил собеседника коснуться самых разных тем. Достопочтенный лодочник выказал редкую проницательность. Он прекрасно разбирался в погоде и знал все, что касается жизни на берегах озера; город, считал он, напрасно не строит гавань у главной площади; вино из Сен-Сафорина — полагал Жан — весьма недурное, особенно если у вас нет денег купить лучшее; по его утверждению, не было такой длинной веревки, которая могла бы достать до дна Женевского озера; форель в горных ручьях он предпочитал той, что водится в озере; к прежним властителям, бюргерамnote 3 Берна, относился сдержанно — но, порицая построенные ими дороги в Воnote 4, хвалил дороги вокруг родного города, считая их лучшими в Европе; касаясь прочих вопросов, лодочник также проявил редкостную наблюдательность и рассудительность. Короче говоря, честный Жан Деклу представлял собой великолепный образчик неколебимого здравого смысла, на котором основываются настроения масс и который столь презирается в кругах, где мистификацию принимают за глубокомыслие, дерзкие предположения — за очевидность, жеманность — за остроумие, личные достижения — за своеволие и где намек на то, что Адам и Ева — предки всего человечества, сочтут преступлением против благопристойности.
— Мосье выбрал удачное время для посещения Веве, — заметил однажды Жан Деклу; тихим вечером они плыли вдоль берега, любуясь городом и великолепным пейзажем, открывавшимся с озера, который напоминал скорее созданную кистью картину, нежели клочок нашей многогрешной земли. — Здесь, на этом конце озера, дуют такие сильные ветры, что даже чайки улетают прочь. Вот погодите, минует октябрь, и вы не увидите ни одного парохода.
Американец мельком взглянул на горы, припомнил разнообразные штормы, которые довелось ему пережить, и подумал, что лодочник не преувеличивает, как могло показаться поначалу.
— Ваши суда недостаточно прочны, — предположил он, — и потому не выдерживают напора ветра и волн.
Мосье Деклу не имел желания ссориться с нанимателем, который прибегает к его услугам каждый вечер и вдобавок предпочитает плыть по течению, не заставляя лодочника грести изогнутым веслом. И потому он отвечал учтиво и сдержанно.
— Конечно же, мосье, — сказал он, — жители морского побережья лучше нас умеют строить суда и плавают на них более искусно. Недавно в Веве (он произнес: V-vais, на французский лад) произошел случай, послуживший тому подтверждением. Прошлым летом — вы, наверное, слышали — английский джентльмен, капитан-мореплаватель, построил судно в Ницце и переправил его через горы волоком к нам на озеро. Однажды утром он вывел судно из гавани, направляясь прямиком в Мейери, — никакая утка не могла бы скользить по воде так легко и проворно! Что ему советы швейцарских лодочников, если он пересекал экватор и видел пускающих фонтаны китов! Так вот, обратно он возвращался поздним вечером, и с гор поднялся ветер; моряк смело двигался к берегу, измеряя глубину лотом, словно его прибило в тумане к Спитхеду
