— Император умер…
Фраза свинцовой чушкой упала в толпу.
И тотчас же взлетела к небу, подброшенная лужёной медью глоток.
— Император умер! Император умер!! Император умер!!!
Троекратный вопль глашатаев прокатился над городскими крышами и иссяк над рекой, оставив после себя лишь кружившее в выцветшем пасмурном небе вороньё.
И стало тихо.
Пара глаз из-под тёмного капюшона глядела на старого ворона, пристроившегося на макушке вкопанной во дворе деревянной фигуры.
— Совсем не боится людей…
— А кого ему в этом лесу бояться?
— Ты уверен, что тот человек придёт?
— Надеюсь. Без него нам будет сложно…
— И сколько нам ждать?
— Пока он не появится…
Голоса стихли. Только дождевая вода едва слышно капала с веток. Да шумел на несильном ветру лес.
Это был заповедный лес. Он спускался со склонов гор и дотягивался на севере едва ли до самых берегов Рудны. Издалека лес походил на тёмную мохнатую шубу. Пересекавшие его неширокие русла казались извилистыми швами, а граница со степью — оборванным краем. Лес клочьями вползал на холмистую равнину, цепляясь за низины, и рукавами уходил в долины рек, меж которых выступало на плакорах одетое травяным пушком тело древней страны.
Путников лес встречал частоколом могучих стволов, колючими заграждениями ежевики и вековым молчанием, с лёгкостью поглощавшим любые чуждые дебрям звуки. Немногочисленные деревни таились в речных поймах, окружая себя порослью камыша и деревянных частоколов. И каждая из деревень обладала тайной сестрой-близнецом — укрытой в чащобах коллекцией нор, землянок и схронов. Деревенские жители не жаловали соседей, приходивших из степи с факелами, клинками и тугими волосяными арканами…
Соседи тоже не любили жителей деревень. Те слишком хорошо знали лес. А к степнякам лес не был гостеприимен. Он до костей пробирал их утренними туманами, заводил кривыми тропками в безысходную темноту, полную ловушек и настороженных самострелов, ломал коням ноги гнилым буреломом. А почти все дороги в лесу заканчивались грудами поваленных деревьев, ощетинившихся навстречу пришельцам заточенными сучьями, кроме разве тех немногих, в конце которых были ворота и неизменная деревянная крепость. Камень в этих местах был дорог.
И данная крепость не была исключением. Её окружали стены, возведённые из деревянных срубов, наполненных землёй и обмазанных с наружной стороны глиной. Внутри крепости находилась конюшня, небольшая кузня, амбары, несколько домов, и постоялый двор. Всё, кроме домов, было неестественно большим. Будто строители ожидали, что в крепости будет куда многолюднее, чем сейчас.
Человек сидел на краешке скамьи и затравленно оглядывал просторный и неестественно чистый зал постоянного двора. Хозяин в свою очередь беззастенчиво рассматривал посетителя. Хозяйская супруга подметала углы с видом женщины, выполняющей надоевшую, но крайне необходимую обязанность. На краю стойки дремал упитанный кот.
Скрипнула дверь. Человек вздрогнул. Вошедший сбросил мокрый плащ и тяжело опустился на лавку. Хозяин, ничего не говоря, принёс ему глиняную кружку с пивом.
— Преставился… — хрипло сказал гость, оторвавшись от кружки.
Хозяйка перестала мести и забормотала что-то похожее на молитву.
— Давно, ваша светлость? — спросил хозяин.
— Третьего дня…
Новый гость перевёл взгляд на единственного посетителя. Тот выглядел так, словно очень хотел превратиться в не привлекающую ничьего внимания деталь обстановки. Гость посмотрел на хозяина.
— Прохожий, — пожал тот плечами, — просто прохожий.
Гость пересел ближе. Человек съёжился и пододвинул ногой валявшийся под лавкой мешок. В мешке что-то глухо звякнуло, стукнуло и зашуршало.
— Меня зовут Укен, — сказал человек, глядя в стол, — я иду из Кюлена…
— Далёко… Торный путь лежит севернее.
— Я иду к магам, им нужно кое-что починить…
— Это в ту башню, что в горах?
Укен кивнул, по-прежнему не отрывая взгляда от столешницы.
— Ясно. А в мешке чего?
Человек вздрогнул и съёжился ещё сильнее.
— Ничего… Инструменты. Только инструменты.
Собеседник потерял интерес к Укену и вернулся к кружке.
Хозяин поставил на стол глиняную миску с кашей и шматом жареного сала.
— В поместье, ваша светлость? Закончили службу на этот год?
Его светлость вытащил из-за голенища нож и отрезал кусок сала.
— Ага. К зиме нужно крышу подлатать и дров заготовить, — сообщил он, не переставая жевать.
— Ясное дело, — поддакнул хозяин, — кому ж зимой мёрзнуть охота. А госпожа ваша как? Здорова ли?
— В порядке была, когда уезжал.
— Вы бы ей кого в работники оставляли, когда на службу отъезжаете, а то ж места глухие. В прошлом годе вон у его светлости Ларка медведь всё на усадьбе баловал. Овсы травил, пасеку разорил. Насилу отвадили…
— Жена у меня крепкая, в лесах выросла, — отмахнулся тот, — да и сыновья уж почти взрослые. Помогут.
Он тщательно вытер нож о рубаху и убрал в сапог, достав вместо него деревянную ложку.
— Это хорошо. Можно будет сыновей на службу посылать, а самому на хозяйстве, — заметил кабатчик.
— Говорят в Удолье каждому рыцарю положено двадцать мужиков, чтобы его землю пахали… — мечтательно вздохнул его собеседник, занося ложку над кашей.
