Я НАСТРАИВАЮСЬ НА ВОСПОМИНАНИЯ
— Меня зовут Фестина Рамос, и я очень горжусь своей внешностью.
(Снова.)
— Меня зовут Фестина Рамос, и я очень горжусь своей внешностью.
(Снова.)
— Меня зовут Фестина Рамос, и я очень горжусь своей внешностью.
(Снова…)
Меня зовут Фестина Рамос, и когда-то в Технократии обладатель подобной внешности не стал бы ею гордиться.
Каждое утро я неукоснительно принимала душ, мыла голову, выдергивала лишние волоски и опрыскивалась дезодорантом. Ничто не могло помешать утреннему ритуалу, ни похмелье, ни руки любовника, манящие обратно в постель. Дисциплина и порядок прежде всего.
Я тренировалась больше сорока часов в неделю: боевые искусства, бег, гимнастика, тай чи, даже альпинизм, если предоставлялась возможность.
Никаких лишних жировых прослоек — ровно столько, сколько нужно для здоровья. Люди говорили, что завидуют моей фигуре. Насколько я могла судить, они не врали.
Гражданскую одежду я выбирала с тщательностью готовящегося к выступлению эстрадного артиста. Однако даже наша черная форма, по словам моих товарищей-офицеров, сидела на мне хорошо.
Вот как они об этом говорили:
— Фестина, эта форма сидит на тебе хорошо. Почему бы не сказать:
— Фестина, ты выглядишь хорошо.
Меня зовут Фестина Рамос, и, еще не обретя имени, я получила в дар родимое пятно цвета портвейна, скрывающее правую половину лица от виска до подбородка. Прошли годы, прежде чем я научилась гордиться своим уродством.
Все они начинали с бодрого сообщения о том, что мой дефект можно скорректировать. Как именно? Вариантов множество: и электролиз, и лазер, и криоген, и пластическая операция, и «сложные биоактивные агенты, применяемые в программе восстановительной терапии». Некоторые врачи даже назначали дату начала лечения.
Однако потом все отменялось. Иногда доктор извинялся лично, придумывая какую-нибудь отговорку. Иногда же это была просто записка от секретаря.
Существует очень важная причина, по которой багровое родимое пятно на моем лице бросает вызов медицине двадцать пятого века: оно имеет военную ценность.
Мое жизненное призвание — высаживаться на потенциально враждебные планеты.
Я осуществляю первые контакты с чужеземными культурами.
Я иду туда, где никто, даже Адмиралтейство, не знает, какого черта там можно ожидать.
Официально я принадлежу к корпусу разведчиков. Неофициально мы, разведчики, называем себя РМ — сокращенно от «расходный материал».
На самом деле это знают все РМ.
В Технократии насильственная смерть — редкое явление. У нас нет войн, низкий уровень преступности и практически отсутствует необходимость применять смертоносное оружие. Если происходит несчастный случай, его жертв почти всегда удается спасти в местном медицинском центре, оснащенном по последнему слову техники.
Но…
На неисследованных планетах нет медицинских центров. Смерть может обрушиться не тебя с первобытной внезапностью или же принять облик незаметно подкравшейся чужеземной болезни. В обществе, где люди живут долго и знают, что в преклонном возрасте их ожидает сравнительно легкий, безболезненный уход в небытие, мысль о том, что кто-то запросто может погибнуть во цвете лет, выбивает из колеи. Если речь идет о знакомом человеке, последствия могут оказаться весьма разрушительными.
Если только… погибший человек не такой, как все остальные.
Два столетия назад Высший совет Адмиралтейства провел засекреченные исследования и выяснил, что смерть одних вредит моральному состоянию флота больше, чем смерть других. Если пострадавший пользуется популярностью, всеми любим и, что немаловажно, физически привлекателен, товарищи переносят его гибель крайне тяжело — их производительность может упасть на тридцать процентов. Друзья погибшего нуждаются в длительном психологическом лечении. Те, кто послал человека на смерть, иногда не могут избавиться от чувства вины до конца своих дней.
Однако если жертва не столь популярна, не столь всеми любима и уродлива… Что ж, всякое бывает, нужно жить дальше — такова общая реакция.
Никто не знает точно, с каких пор Высший совет в своей политике стал принимать в расчет человеческую реакцию именно такого рода. Постепенно, однако, корпус разведчиков превратился из команды здоровых, ясноглазых добровольцев в нечто менее фотогеничное.
Потенциальные рекруты были «мечеными» с самого рождения. Дефективные. Уродливые. Странные. Если физические проблемы ребенка означали его недееспособность или если у него не хватало ума и силы воли, чтобы стать хорошим разведчиком, все новейшие достижения медицины бросались на то, чтобы помочь ему стать как можно ближе к норме. Однако если ребенок обладал способностями и недостатками, так сказать, «в одном флаконе», если он был достаточно умен, чтобы удовлетворять требованиям разведки, но в то же время достаточно иным, чтобы восприниматься не совсем нормальным человеком…
…тогда в будущем его ждала черная форма разведчика.
Я пишу все это, глядя на фотографию нашего курса перед выпуском. В первом ряду сидят те, чьи проблемы камера уловить не в состоянии: заика Томас, Феррагамо, голос которого остался детским, даже когда он вырос; моя соседка по комнате Уллис Наар, обычно конвульсивно мигающая каждые две секунды, но во время съемки сумевшая удержать глаза открытыми; Тент, постоянно громко пускающий газы… Ну кто мог воспринимать это посмешище всерьез? Конечно, не товарищи по команде. Когда во время первого же контакта дикари живьем содрали с парня кожу, его коллеги несколько дней притворно погоревали, а потом и думать забыли о нем.
