Остров Утопия

Cолнце подымалось из океана, очерчивая первыми косыми лучами длинные тени на острове. Длиннаямтень отбегала и от бамбуковой хижины, стоявшей в стороне от других на высоком берегу.

Солнце просочилось в хижину. Президент южного человечества проснулся. Сладко потянувшись, он сел на своем бамбуковом ложе, накрытом выделанными крокодильими шкурами. Поскреб в затылке и вытащил из спутанных русых волос большую крокодилью вошь. Подержал на ладони, понаблюдал со злорадным отвращением: насосавшаяся за ночь вошь еле шевелилась. Президент размахнулся и бросил ее в очаг, где все еще тлели сухие водоросли. Вот нечисть! Эти вши неизвестно каким образом появились на острове лет двадцать назад. То ли их сюда ветром занесло, то ли сами зародились на погибель человечеству. Называли их крокодильими, потому что, во-первых, они ужасно кусались, во-вторых, вырастали до трех сантиметров в длину, и в-третьих, потому что их и сравнить-то было не с чем, так как других животных, кроме крокодилов, здесь не водилось, не считая, конечно, двух пар ослов, что вместе со своим потомством обеспечивали перевозку президента.

Президент злорадно ухмыльнулся, вслушиваясь в шкворчание вши на огне. Потом зачерпнул глиняным ковшиком воды из бадейки, жадно выпил – все нутро его горело огнем после маисовой водки, которую он попробовал вчера вечером в обществе двух своих министров – войны и пропитания. Министров он уважал, дело свое они знали хорошо: один исправно следил за боеготовностью пограничных батарей, второй заботился о своем хозяйстве – кактусовых плантациях и питомниках для разведения крокодилов, или крокофермах, как их называли для краткости – именно ему южное человечество было обязано дополнительными источниками пропитания. Ему же принадлежала идея использовать весь урожай маиса исключительно для изготовления самогона – идея очень даже уместная, ведь на каменистой почве острова, припорошенной песком, маис прорастал с большой неохотой.

Перепоясав чресла коротенькой рогожкой, сплетенной собственноручно из сухих стеблей прибрежной травы, президент нахлобучил на голову широкополую шляпу из того же материала и взял в руку свой жезл. Это был посох из твердого мангрового дерева (иных древесных пород на острове не было), украшенный резьбой и письменами, пока еще человечеству недоступными, но, по устному преданию, составляющими мудрое изречение: „Да служит посох сей неизменно лишь опорой – отныне и вовеки". Жезл этот – знак президентского достоинства, символ объединенной духовной и светской власти, был вещью старинной и надпись на нем, если верить тому же преданию, вырезал еще первый президент острова свыше трехсот лет тому назад, еще до разделения человечества на северное и южное. Завет первого нынешний президент свято хранил, хотя и не всегда пользовался жезлом по прямому назначению, ибо человечество не всегда спешило проникнуться должным уважением к его приказам и заботам, направленным на благо того же человечества… Президент надел на шею ожерелье из трех больших раковин, самых больших, какие только можно было найти на берегу и на дне моря – во время предыдущего полнолуния за свои неисчислимые заслуги он был удостоен этой высшей награды благодарным, подведомственным ему южным человечеством. Он с удовлетворением пошлепал себя по голой груди, снисходительно взглянул на спящую жену и, величественно опираясь на жезл, вышел из хижины.

Утро было солнечное, воздух искрился золотом. Океан катил широкие, округлые волны к скалистому берегу. Президентская хижина стояла на самой высокой точке побережья, а может быть, и всего острова. На юге, у самой линии горизонта, ясно виднелись два заколдованных острова, и президент привычно прикрыл ладонью глаза, чтобы получше рассмотреть их. Он знал, что это ни к чему – острова были недоступны для человечества, как для южного, так и для северного, ведь на них было наложено заклятие, и президент не без опаски вглядывался в их очертания. Уже сменились три или четыре поколения с тех пор, как случилось нечто ужасное: двое храбрецов из южного человечества осмелились нарушить древнее табу. Они украли единственную лодку, унаследованную от предков, которая хранилась в Гроте Прадедов у кромки моря, под самой президентской хижиной, и добрались до заколдованных островов. Смелые парни привезли с собой кучу металлических предметов неизвестного предназначения, найденных там среди руин; тела их покрылись волдырями, словно от ожогов. Нарушители божились и клялись, что не знают, откуда это, ведь на островах не было никакого огня, одни только человеческие скелеты лежали среди холодных каменных и железных руин. Но им никто не верил. Страдали они не только от ожогов, вся их кожа была воспалена и покрыта какой-то зловонной слизью; спустя несколько дней они скончались в страшных муках… Но это еще не все. Южное человечество установило, что над всеми вещами, привезенными с тех островов, также тяготеют злые чары. Проклятие предков поражало каждого, кто прикасался к ним: на руках у него появлялись раны, которые даже сам главный жрец, то есть президент, не мог исцелить. Обо всем этом люди южного человечества известили своих северных собратьев, несмотря на войну, которая бушевала между ними, и на острова было наложено всеобщее табу. По окончании торжественной церемонии заколдованные предметы с тысячами предосторожностей были сброшены в море, в глубокую расщелину подальше от берега. С тех пор лодка предков, крепко принайтовленная канатами из прибрежной травы, не покидала своего причала в правительственной пещере и находилась под неусыпным наблюдением очередного президента южного человечества. Ее берегли как своего рода реликвию. Президент разрешал пользоваться ею лишь в торжественных случаях, когда, совершая религиозный обряд, все южное человечество сходилось на берегу моря, чтобы поклониться восходящему или заходящему солнцу. В эти минуты человечество дружно бросалось на колени, а президент, сопровождаемый министрами, садился в лодку; удостоенные особой чести гребцы вели лодку вдоль берега, сплошь усеянного коленопреклоненными верноподданными, человечество кричало „гип-гип" – и на этом церемония заканчивалась.