Глава 1
К ЧЕРТУ НА КУЛИЧКИ
История эта начиналась сумрачным декабрьским утром, когда по не убранному дворниками свежевыпавшему снегу, превращая его в слякотную жижу, спешили за новогодними покупками пешеходы и автомобилисты. И среди этого человеческого муравейника только наш герой никуда не торопился. Он чувствовал себя загнанной лошадью, которую давно пора пристрелить. За последнюю неделю Серега Строганов вымотался до предела. Да-а, давненько он так не парился. Проклятый сленг! Но разве можно человеческим языком — Пушкина, Гоголя, Достоевского — описать это состояние зверской усталости? Можно писателю, поэту, драматургу, а Сергей простой вояка, и высокий стиль был не для него. Что он делал все эти дни? Напрягался? Нагружался? Нервничал? Односложно всю палитру чувств и ощущений не передать и несколькими фразами не объяснить. Парился, оно и значит парился. Суетился, бегал, опаздывал, догонял, не успевал.
Буквально позавчера шеф, Сан Саныч-сан, отставной генерал КГБ, вызвал его в экстренном порядке к себе, в столицу нашей Родины Москву. Сергей на самолете стремительно пересек половину планеты. Правда, до этого он успел гульнуть в развеселом портовом кабаке, подраться с полудюжиной наглецов, разбить служебную машину, перецеловать на прощание всех дельфинов и опоздать на рейс. В результате — два дня пролетели как миг.
Босс, грозно глядя сквозь огромные очки с толстыми стеклами, водруженными на мясистый нос, наконец изрек:
— Дорогой Сережа! Опаздываете!
— Задержался в дороге...
— Нет, опаздываешь на сорок девять часов!
— Виноват...
— Знаю, что виноват. Ладно, повинную голову меч не сечет. Тем паче что у меня другой такой головы под рукой нет! — сказал шеф и перешел на официальный, деловой тон, означавший постановку задач: — Рад вам сообщить, что вы отправляетесь в зарубежную командировку! Да-да! И без возражений. Дорогой вы мой, все это не потому, что я вас так обожаю, а потому, что вы мне дорого обходитесь! Сережа! Вы имеете возможность заниматься наукой, я эту науку содержу! Но чтоб эксперименты продолжались, их необходимо подпитывать — материально!
Строганов попытался вставить фразу, что, мол, устраивая представления со зверями, он, как может, старается окупить затраты на науку, но шеф сделал энергичный жест руками, как бы отмахиваясь от возможных возражений:
— Знаю. Работаете в поте лица, экспериментируете, что-то внушаете дельфинам и тюленям, но научные исследования обходятся гораздо дороже. Не надо слов! Я как-никак руководитель проекта! Одно мое слово или даже шевеление губ, и прикроем ваш проект! Приказываю: слушайте и повинуйтесь! Надеюсь, вы согласны, что для того, чтобы ваши «опыты» не приостановили, нужно презренное злато! И много! Очень много!
— Совершенно верно, — согласился Сергей, чуть склонив голову, с видом человека, загнанного в угол.
— Вот видите, Сережа, вы не возражаете против этого тезиса. Значит, мы договорились о предстоящей поездке?
— О чем? — опешил Строганов. Он никак не мог взять в толк, куда ехать, зачем, с кем и главное — когда?
— Итак, мы пришли к выводу, что для развития науки предприятие должно зарабатывать валюту. Все эти вонючие баксы, фунты, евро и, конечно, наши рубли. Будем патриотами, оговоримся: наши замечательные деньги не пахнут.
— Будем их зарабатывать по мере сил, — согласился Сергей и зевнул, совершенно непроизвольно, не оттого, что скучно. Он просто не выспался, так как всю ночь он самозабвенно наслаждался прелестями грудастой длинноногой блондинки, которая будто бы невзначай подсела в кафе к его столику. Серж был трижды холостяк, «троеженец», можно сказать, ветеран, считающий своим долгом не пропускать мимо цыпочек, которые ходят на восхитительных ногах, виляют замечательной попкой, дышат полной грудью. А так как он был человеком слова, человеком долга, то усердно его и выполнял с завидным постоянством и рвением, имел тех, кто желает отыметься, тех, кто легко доступны, податливы и всегда готовы! Сережка взял ее вчера по полной программе. До зуда в конечностях и потертостей между ними.
Поэтому сейчас он нетерпеливо ерзал на стуле, ведь в номере служебной гостиницы «остывало» тело московской незнакомки. Вернее, и не московской вовсе, а южноукраинской. Да и блондинкой она оказалась крашеной. Но зато соблазнительное тело и страсть были самыми настоящими, ощутимыми. Умелая, веселая, беззаботная сиюминутная радость командировочного. Теперь это тело остывало, не в смысле, что охлаждался затраханный труп, а в смысле бездействовало без него, получив передышку в ожидании продолжения увеселения. Чего доброго, мотылек упорхнет, как мимолетное виденье. Хм... гений чистой красоты.
