Глава 1
Карательная операция
Ночное небо простиралось над землей, словно гигантский черный шатер. На нем мерцали звезды, как всегда холодные и далекие. Легкий ветерок шевелил волосы, освежал лицо. Я постепенно приходил в себя.
Да и как в этой ситуации не разнервничаться, если из ста тысяч возможных претендентов выбрали меня, единственного. Один шанс из ста тысяч. А ну, как и правда, получится? Я — Герой Советского Союза!!! Москва, Кремль, академия…
Тьфу ты, черт! Совсем ум за разум зашел. Иду, куда ноги ведут, дороги совсем не вижу. Удивительно, что об бордюры не запинаюсь и в густые колючки не забрел. Шальные мысли надо гнать из головы, а то так и до беды недалеко. Вознесешься в мечтах до самых небес — вот тут-то тебя пуля на земле и срежет. Не летай, не воспаряй. Будь проще! Живи, как раньше жил.
***
— Эй, лейтенант, ты чего это сам с собой разговариваешь? Пьяный или совсем от войны чокнулся? Завоевался, служивый? — услышал я сзади веселый женский голос.
Я запнулся от неожиданности и чертыхнулся в сердцах:
— Черт побери! Понаставили бордюрных камней, чуть в темноте ногу не сломал.
— А ты ходи и под ноги гляди, меньше мечтай, — насмешливо сказала, поравнявшись со мной, кладовщица Лариска.
— Да, что-то я действительно задумался, устал, наверное, очень. Не живем, а существуем, как собаки и даже хуже. У собак хоть отдельная будка есть, а нас общаги и той лишили. Из батальонного модуля выселили к бойцам в казарму. Один взводный на сейфе спит, другой — на столе, а я обычно на полу — в ленинской комнате на надувном матрасе.
— Бедненький! Надоела, наверное, жизнь половая? — расхохоталась женщина.
— Жизнь половая не надоела, потому что ее нет совсем, а просто устал спать в спальном мешке на пыльном полу.
— Тебя даже жалко стало, пойдем чаем напою, хочешь?
— Хочу! Всего хочу-хочу!
— А вот насчет всего ты не угадал, место занято, пролетаешь как фанера над Парижем!
— Ну, чай так чай, — вздохнул я и побрел следом.
В крохотной комнате стояли шкаф, стол и две застеленные кровати. Близость женщины возбудила плоть, взбудоражила и только лишний раз расстроила. Я выпил, обжигаясь, большой бокал крепкого душистого чая с вареньем и на вопрос о втором бокале ответил согласием. Опустошил второй и попросил третий.
— Ты меня глазами съешь и скоро разденешь! Топай домой. Хватит сидеть и таращиться. Скоро Сашка должен объявиться. Зайдет, а тут молодой лейтенант меня компрометирует! — рассмеялась Лариска и, потянув меня легонько за руку, вытолкнула за дверь.
«Вот черт, как все нелепо получилось», — рассердился я на себя. Зачем пришел? Сам не знаю. И сердце, вместо того чтобы успокоиться во время прогулки на свежем воздухе, наоборот, еще пуще колотится. Давление, чувствую, поднялось до критических пределов.
Поманили меня большой наградой начальники и сбили с толку. А потом еще мотнула зазывно юбкой ведьма-деваха. Одни душевные расстройства… Ну, хватит напрасно переживать. Конец прогулке — спать пора.
***
Рано утром стремительная постановка задач и сбор по тревоге. Батальон погрузился на технику и отправился на Баграмскую дорогу проводить карательную операцию. Отольются солдатские слезы тем, кто устроил фейерверк из «наливняков».
Шедший впереди колонны танк с тралом задавил несколько мин. В конце концов, после подрыва мощного фугаса каток трала отлетел в виноградник. Пока танкисты навешивали новый и заменяли контуженого механика, батальон открыл по «джунглям» шквальный огонь изо всех стволов. Ветви деревьев, виноградные лозы трещали и падали, скошенные пулями и осколками снарядов. После точных попаданий артиллерии завалились внутрь крыши и стены нескольких строений. В садах, как песчаные фонтаны или гейзеры, десятками взметались вверх взрывы, а затем оседали, барабаня вокруг комьями земли. Над кишлачной зоной нависла сплошная пелена из дыма и пыли, мешающая и дышать и смотреть.
Я залез в башню на место наводчика и принялся посылать очередь за очередью по кромкам высоких дувалов. Сначала бил по развалинам, а потом переключился на самый огромный в кишлаке двухэтажный дом. Довольно занятное времяпрепровождение — высаживание ворот и вышибание остатков стекол. Чувствуешь себя первобытным варваром. Строения вокруг проселка рушились, осыпались, горели, но людей в них не было — ни одной живой души. Боеукладка в машине вскоре закончилась. Пока оператор занялся прокачкой второй ленты, чтобы продолжить стрельбу, я выбрался из башни. Канонада затихла, перестали свистеть пули и осколки, и можно было оглядеться.
Вдоль проселочной дороги по арыку протекал поток мутной глинистой воды, вперемешку с мусором. Вода — это жизнь. А плохая вода — плохая жизнь. Отплевываясь от пыли и мошкары, я присел на глиняный край арыка. Сняв обувь и носки, я окунул ступни в эту жижу. Теплая жидкость освежила ноги, но разглядывая этот грязный поток, я содрогнулся от отвращения при мысли о том количестве гепатита, тифа, дизентерии и холеры, которое протекает сейчас между пальцами ног. Ведь вся эта нечесть только и мечтает, что проникнуть в мой молодой, здоровый организм. А сколько этой заразы витает вокруг нас в воздухе! Бр-р-р! По-хорошему, взять бы территорию этой страны да вымыть с хлоркой, чтоб обезвредить и обеззаразить. Да и аборигенов хорошенько помыть не мешало бы, в русской баньке, с парком и веничком. Правда, отмыв тело от всей грязи, они, возможно, сразу вымрут! С непривычки. Мы тоже постепенно привыкаем к местным условиям, но адаптируемся к антисанитарии плохо. Пьем воду из арыков, едим из грязных котелков немытыми ложками (в горах вода дороже золота) и часто по несколько недель не умываемся. Но вот что странно: я ни разу ничем не заболел! Мучаюсь только с гудящими от усталости ногами, ноющими коленями, да зубы крошатся от отсутствия фтора в воде и от твердокаменных сухарей. Правда, большинство наших бойцов не выдерживают. Медсанбаты и госпиталя переполнены страдающими от инфекционных заболеваний.
