Ее жизнь была наполнена скандалами, трагедиями и головокружительными триумфами.
Англичанка по происхождению, она выросла в кенийской саванне на ферме отца. С юности презирала общепринятые правила, сама зарабатывала на жизнь, объезжала лошадей, прекрасно говорила на суахили, во время охоты одинаково ловко владела и копьем, и ружьем.
Сильная и независимая, порой она была безнравственна и жестока, но благодаря красоте и обаянию легко подчиняла своей воле мужчин. Она трижды выходила замуж, любила и страдала, заводила множество романов; среди ее поклонников были лорды, охотники, принцы.
Кто же эта потрясающая женщина?
Леди Берил Мархэм — знаменитая летчица. В 1936 году она первая совершила одиночный перелет через Атлантический океан с востока на запад. Ее отвагой и мужеством восхищался весь мир.
ПРОЛОГ
4 сентября 1936 года. Абингдон, Англия
Моя сверкающая «Чайка» напоминала синего павлина с серебряными крыльями. Она была красивей любой известной мне птицы. Тот, кто проектировал и строил эту великолепную машину, вложил в нее все свое старание и умение. Он назвал ее «Посланник», и ей предстояло совершить невозможное — единым броском пересечь океан и перенести меня из одного полушария в другое. Три тысячи шестьсот миль сквозь тьму и неизвестность!
Когда я села в кабину, сгущались сумерки. Уже несколько дней над аэродромом дули сильные ветра, прижимая нас к земле, и тусклый просвет между облаками можно было считать большим везением. Дождь хлестал по крыльям моего самолета с таким шумом, словно грохотали литавры. Однако я не переставала повторять себе, что это еще ничего. Меня не столько беспокоила погода, сколько грузоподъемность машины. В «Чайке» были предусмотрены специальные шасси, где располагались канистры с запасным маслом и топливом. Они были закреплены под крыльями и кабиной и плотно прилегали к моему сиденью, оборудованному особыми кранами, которые можно было легко повернуть, чтобы дополнительно заправить машину в середине полета. Меня строго проинструктировали, что сначала я должна досуха опорожнить одну канистру, и только затем подключать вторую, чтобы избежать воздушной пробки. Мотор несколько мгновений проведет в бездействии и только потом включится снова. Мне ничего не оставалось, как уповать на то, что именно так все и будет.
Огромные лужи на асфальте, покрывавшем аэродром, были похожи на маленькие озера — они пузырились на ветру, выплевывая пену. Яростные, не прекращающиеся ни на секунду встречные порывы буквально сбивали с ног. Небо было затянуто низкими, мрачными тучами. Несколько журналистов и кое-кто из моих друзей пришли проводить меня. Лица у них были суровые. Все, кто хоть немного знал о моей затее, старались убедить меня не делать этого. Или хотя бы не сегодня. Рекорд никуда не денется, если отправиться в полет, когда погода улучшится. Но для себя я решила: поздно поворачивать назад. Так что, положив в кабину небольшую корзинку с едой и сунув в боковой карман комбинезона фляжку с бренди, я уселась, чувствуя себя вполне комфортно. У меня с собой были часы, позаимствованные у Джима Моллисона — единственного пилота, совершившего подобный полет и оставшегося живым. Также у меня имелась карта, на которой был показан мой маршрут через Атлантику, из Абингдона до Нью-Йорка — каждый дюйм пути над холодной ледяной водой. Но одиночество, пустота и страх, поджидавшие меня в полете, на карте отмечены не были. А ведь им предстояло стать моими реальными спутниками в небе. Мне же надлежало справиться с ними. Удушающие приступы тошноты, постоянная угроза угодить в воздушную яму — все эти опасности тоже существовали. Нельзя начертить курс, чтобы он обходил стороной все то, что тебя пугает. Невозможно уклониться от самого себя. И, наверное, это даже к лучшему. Порой я думаю, что только трудности, которые встают перед нами, закаляют нас. И они нас изменяют. Для меня сейчас — это взлетная полоса длиной в милю и тысяча девятьсот фунтов топлива под крылом.
Теснящиеся со всех сторон «эскадрильи» туч затягивают небо, свет становится серым и тускнеет с каждой минутой. Я отчетливо понимаю — для меня не существует варианта избежать задуманного и при этом остаться собой.
Итак, я выруливаю на исходную позицию и устремляюсь к отметке на полосе, с ревом промчавшись мимо зевак с камерами. Рядом проскакивают несколько сигнальных флажков, отмечающих мой путь. Я не обращаю на них внимания. Моя цель — единственный красный флажок в конце, который означает точку невозврата. У меня только миля на разбег — и ни дюйма больше. И нет никакой гарантии, что моя машина справится с задачей. Наоборот. Не исключено, что после всех усилий, которые были вложены, — напряженного планирования, тщательной сборки и наладки, а также несмотря на все мое мужество пилота, собранное в кулак, — «Чайка» просто встанет как вкопанная — неуклюжий слон, а не легкокрылая бабочка, — и все закончится, даже не успев начаться. Однако случится это или нет — я делаю свое дело и не даю себе поблажки.
И вот уже пятьсот футов взлетной полосы позади. Я добавляю скорость, всем своим существом ощущая тяжесть механизма и нежелание земли отпускать нас. В этот момент я вся ухожу в зрение — только красный флажок в конце полосы, стремительно приближаясь, колышется на ветру перед моими глазами.