Часть первая. Все смертны
«ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ЦАРЬ БОРИС III ПОСЛЕ КРАТКОЙ И МУЧИТЕЛЬНОЙ БОЛЕЗНИ ОТДАЛ БОГУ ДУШУ СЕГО ДНЯ, 28 АВГУСТА 1943 ГОДА, В 16 ЧАС. 22 МИН., ВО ДВОРЦЕ СОФИЯ, ГДЕ СОБРАЛИСЬ ЧЛЕНЫ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ…»
Из столичной прессы
«ЕСЛИ БЫ ГЛАВЫ ВСЕХ ЕВРОПЕЙСКИХ ГОСУДАРСТВ ОТНОСИЛИСЬ К НОВОМУ ПОРЯДКУ С ТАКОЙ ЖЕ ИСКРЕННЕЙ СИМПАТИЕЙ, НИЧТО НЕ СТОЯЛО БЫ НА ПУТИ БУДУЩЕЙ ЕВРОПЫ».
Геббельс
«МНОГО УСИЛИЙ ЗАТРАЧИВАЮТ ГЕРМАНСКИЕ АГЕНТЫ, ЧТОБЫ ВОЗВЕЛИЧИТЬ ЦАРЯ БОРИСА. ОНИ ПРИПИСЫВАЮТ ЕМУ ТО, ЧЕГО У НЕГО НЕ БЫЛО: БОЛГАРСКИЙ ОБРАЗ МЫСЛЕЙ И ЧУВСТВ. НЕМЕЦ ПО КРОВИ, ЦАРЬ БОРИС ВСЮ ЖИЗНЬ СЛУЖИЛ НЕМЦАМ…»
Радиостанция «Христо Ботев»
1
Царь умер…
Царица Иоанна и княгиня Евдокия, молчаливые, потрясенные, стоят на коленях у его смертного ложа. Послеобеденная августовская жара, необычайно душная, тяжело навалилась на них, и от нее не спасают даже плотные оконные занавеси. Крупная муха, оказавшаяся между двойными стеклами, назойливо жужжала и билась, словно она одна только не хотела примириться со смертью монарха. Доктор Зайтц, стоявший у самой постели, нервно ощупывал руками стетоскоп, принявший последние удары царского сердца и последнее тепло его тела. В изголовье возвышалась установка для переливания крови. В сущности, не возникло необходимости ее использовать. Лицо царя было спокойно, с характерным налетом желтизны, и только черные усы под орлиным носом, казалось, обрели еще более темный оттенок. На их концах виднелись несколько волосков, совсем белых и оттого бросавшихся в глаза. Они побелели в последние дни, словно бы для того, чтобы подчеркнуть черноту усов, и теперь лежали поверх посиневших губ.
Врачи, наши и иностранные, в белых халатах, окружили смертное ложе и с плохо скрываемой иронией наблюдали за нервными пальцами доктора Зайтца, который не мог себе простить поспешного заключения. Были минуты, когда он, уверенный в том, что спасет царя, пытался внушить свой оптимизм другим.
Доктор Зайтц прилетел из Берлина специальным самолетом и уже при первом осмотре категорически отверг диагноз, поставленный придворным врачом вместе с его коллегами. Строгая немецкая аккуратность вызывала их уважение, но в его суждениях они чувствовали пренебрежение, недооценку и даже что-то унижающее их, отчего пропадало всякое желание помогать ему. И все же в глубине души они признавали его правоту. Еще при первом осмотре немец сосредоточился на области сердца, хотя они думали, что плохое состояние царя надо связать с желчным пузырем. Развитие болезни подтвердило диагноз доктора Зайтца; теперь они мысленно упрекали себя за ошибку, утешаясь, однако, тем, что хваленый немецкий специалист не смог спасти Его величество — вопреки своему оптимистическому настрою. Если бы они прислушались к самому монарху, который не раз говорил им, что умрет от грудной жабы, они не уклонились бы так сильно в сторону от истинной причины болезни. Боль в грудине, острые покалывания в плече, тошнота — признаки, достаточные для постановки другого, более верного диагноза. Теперь они молчаливо переглядывались, едва скрывая под личиной мнимой скорби свои мысли и мелкое злорадство.
