зкая, похожая на хищную щуку миноноска стояла у причала в самом центре Архангельска — несла вахту.
Боевые корабли охраняли здешнее правительство. Конечно, миноноска — не линкор, своими орудиями не может развалить половину города, как это способен сделать огромный, серый, со скрипучей броней дредноут, но от скорострельных пушек её, если кто-то вздумает нарушить покой северного правительства генерал-лейтенанта Миллера, тоже можно схлопотать немало неприятностей.
Трап, соединяющий корабль с берегом, был убран, на берег были брошены швартовы и намотаны на чугунные тумбы кнехтов[1] — один конец с носа, другой с кормы. У причальных концов этих сидели два матроса, один на носу, второй на корме и перекликались друг с другом ленивыми голосами.
— Ко мне ещё одна пожаловала... Дамочка очень даже форсистая, с тонкой талией и большой верзохой.
— Может, ты канат салом смазал?
— Даже не думал.
— Тогда чего ж к тебе зачастили дамочки?
— Это у них надо спросить! — закричал призывно матрос, сидевший на корме. — Ты куда, милая, лезешь без очереди? Тебя что, в великосветских подворотнях Архангельска не научили уму-разуму?
— Каждый раз, когда приходим сторожить наших толстомясых правителей — обязательно набираемся ларисок, как тифозный больной — вшей, — недовольно проворчал матрос, стороживший носовой конец.
Был он широкоплеч, низкоросл, лицо имел округлое, неприметное. Приметной деталью были только золотистые пшеничные усы с лихо закрученными в игривые колечки концами. Глаза земляного цвета были суровы и насмешливы.
Матросы несли вахту — оберегали корабль от ларисок — портовых крыс, не пускали их на миноноску. Тяга ларисок к мореплаванию общеизвестна, стоит только где-нибудь бросить на берег конец, как тут же из ближайшей мусорной кучи высовывается любопытная ларискина морда, шевелит усами, а сама лариска, дама сообразительная, умеющая шурупить мозгами, начинает лихорадочно соображать, как же пробраться на корабль и занять теплое место в капитанской каюте. Из-за них-то командиры и ставят у причальных концов специальную вахту, чтобы матросы сшибали карабкающихся по канатам крыс в воду.
А какая-то изобретательная душа — явно из матросов, — которой лариски были противны до икоты, выдумала крысоотбойники.
Крысоотбойник — штука примитивная и, как всякий примитив, — безотказная. Это — стоячая фанерка, которая имеет дырку, смещённую к одной из сторон, для каната, точно по диаметру, чтобы фанера могла свободно вращаться, когда её насадят на верёвку.
Устанавливается фанерка на высоком канате, причём не одна, а сразу штук пять... Дальше происходит вещь простая — лариска ползёт по канату, когтями щёлкает, мечтает о той вожделенной минуте, когда будет пожирать сыр, спрятанный в капитанском буфете, и вдруг упирается чуткий носом в преграду — пресловутую фанеру. Короткое движение влево, потом вправо, и становится понятно — фанеру не обойти, надо лезть через неё. И крыса карабкается на фанеру, но когда, наконец, взбирается на неё, на самый верх, фанера, не способная держать откормленное ларискино тело, переворачивается, и крыса летит в воду.
Фокус очень простой, но результативный — спас от попутчиц тысячи плавающих посудин — и военных, и гражданских.
На носовом конце миноноски было установлено пять крысоотбойников, на кормовом — семь.
У носового конца дежурил матрос, пользующийся на миноноске такой же известностью, как командир корабля лейтенант Лебедев — не было на миноноске человека, который не был бы должен Арсюхе Баринову хотя бы полушку: Арсюха давал деньги взаймы под проценты... Причём бумажные деньги он не признавал, старался оперировать только металлом.
— Бумажные деньги — это что такое? — спрашивал он у несмышлёных морячков-салаг, пришедших служить на миноноску. — А?
— Деньги, — отвечали те нерешительными голосами.
— Какие же это деньги, пхих! Ими только задницу подтирать! — Арсюха доставал из кармана зеленовато-розовую десятку, такую же, что ходила и при царе, ничем не отличимую, кроме одного — вверху на червонце было аккуратно напечатано, чёрным по розовому: «Северная Россия», с хрустом складывал её и начинал выковыривать из зубов застрявшую рыбную кость — Арсюха, северный человек, очень любил рыбу. — Разве это деньги? — Вид его делался презрительным.
Его напарник, сидевший на корме, Андрюха, бедный человек, у которого никогда не бывало денег более серебряного николаевского рубля, доставал из кармана другую кредитку, орехового цвета, достоинством в один карбованец, и благоговейно разглаживал её на коленке:
— А как же Арсюха, быть с тем, что тут написано?.. Вот: «Государственная эмиссионная касса разменивает кредитные билеты на фунты стерлингов без ограничения суммы по курсу»... Сорок рублей равны одному фунту стерлингов. И подпись стоит: «Управляющий отделом финансов Куракин». Говорят — князь. Как быть с князем?
Арсюха вытаскивал изо рта кредитку вместе с рыбной костью, разворачивал её и, мучительно морща лоб, шевелил губами.
— Верно... Написано...
— Так как же быть с князем?
— А вот так! — ожесточённо восклицал Арсюха и демонстративно комкал десятку в кулаке.
