Не время для вечности

Кислород мучительно уходил из легких. Казалось еще немного — и все: вода зальется в рот, не оставив возможности предсмертному крику.

«Я тону?»

Пугающая мысль, сильным ударом вышвырнула его из ужасного видения.

Ясон провалился в сизую темноту.

Перед глазами путались неясные паутины из молний, но вскоре назойливое мерцание растворилось и прямо перед ним возникла дверь.

Он толкнул ее и зашел внутрь.

Время казалось смолой, медленно ползущей по шероховатой поверхности.

В комнате почти ничего не было, кроме столика у стены справа. Там стояла большая картина. Ее Ясон видел неясно и не приглядывался, чтобы рассмотреть.

Старый дощатый пол должно быть поскрипывал, когда он по нему ступал, но звуков Ясон не слышал.

Он подошел к большому деревянному окну.

Вдалеке виднелись верхушки гор, припорошенные снегом, а перед домом раскинулся большой сад, где в изобилии росли деревья, густо усыпанные яркими цветами и плодами.

На ветвях сидело множество разноцветных птиц.

Внезапно все вокруг сильно сотряслось, пол под ногами стал ходить ходуном, а тело ощутило сильную вибрацию.

Небо резко потемнело и яркие, оранжевые всполохи рассекли его, словно царапины.

Темные клубы туч стали окрашиваться в багровые тона.

Землетрясение усиливалось и последнее, что он увидел — это вода, которая громадным валом обрушивалась с неба, заливая все вокруг: горы, сад, дом, птиц, испуганным ворохом вспорхнувших с деревьев. Он стал жадно глотать воздух, чувствуя, что это в последний раз…

«Тону?»

…Резко очнувшись Ясон сел на постели. Он судорожно и часто вдыхал воздух.

Видение в этот раз было настолько реальным, что казалось существовало где-то в паралелльном мире и тот Ясон уже не открыл глаза, а медленно и безжизненно поднялся к потолку в комнате, которая стала дном и последним прибежищем.

Он видел Комнату и раньше, но видение всегда обрывалось на том моменте, когда он подходил к окну, любуясь величественным пейзажем.

В его большой и просторной комнате много света: он не занавешивает три больших окна, протянутых почти до самого потолка.

В окна видны последние этажи горделивых высотных домов, выше которых простирался только молчаливый простор неба.

Дом, в котором он жил уже около полугода, располагался в центре шумного, большого города, через два квартала от главной улицы, вечно наполненной людьми: кто-то спешит по делам, кто-то праздно гуляет, рассматривая старинную архитектуру, кто-то назначает встречи «у большой гаргульи».

Ясон поднялся с постели и подошел к столу, заваленному цветными и черно-белыми фотографиями.

На полу стояла большая прозрачная ваза с навязчиво благоухающими лилиями.

Цветы оставила Волчица — высокая, худая и стервозная модель с короткими волосами всех цветов радуги, которая заходила вчера на фотосъемку.

На широком подоконнике отдыхала фотокамера и объективы разных размеров.

Ясон взял в руки фотокамеру, прикрутил к ней широкоугольный объектив и положил в рюкзак.

На виниловом проигрывателе крутилась пластинка — первый альбом Radiohead «Pablo Honey»:

«But I’m a creep, I’m a weirdo.

What the hell am I doing here?»

Пропев эти две строчки вместе с Томом Йорком, Ясон убрал иголку и пластинка крутилась еще какое-то время беззвучно.

Выпив немного ледяной воды из тонкого железного стакана, он неторопливо оделся, вышел из квартиры и спустился вниз на задумчивом лифте.

Отколотая местами облицовка и растрескивающаяся штукатурка, придавали дому, в котором он жил, загадочный, но немного обветшалый вид.

Недавно, он снимал очередную красотку на фоне этих стен, испещренных щербинками, похожими на тайные письмена.

Девушка распустила огненно-рыжие волосы, открыто и бесстыдно смотря дикими зелеными глазами в камеру, а Ясон только отщелкивал кадры, игнорируя ее яркое и неоднозначное послание.

Он всего лишь умело использовал ее желание для своего «продажного искусства». Так Ясон иронично отзывался о фотоработах, которые приносили ему неплохой доход.

Его не сильно интересовали эти беспечные девушки, готовые легко и просто отдаться захлестывающей страсти с любым подходящим, по их мнению, мужчиной, хотя иногда и спал с ними.

С одной стороны они притягивали его, волновали своей красотой, но с другой, заполучив желаемое, Ясон столь же быстро разочаровывался и терял вкус к дальнейшим отношениям.

Он нравился женщинам: утонченно-холодные черты его немного бледного лица в обрамлении прядей соломенного цвета, длинный нос и розовые тонкие губы делали лицо Ясона очень привлекательным.

Взгляд серых глаз, обвитых зеленоватой каемкой у зрачка, был внимателен и цепок, словно он всегда искал подходящий кадр в окружающей реальности. И было еще что-то, немного детское и наивное в этом взгляде.

Теперь Ясон шел по улице в сторону трамвайной остановки, прикрывая лицо рукой, когда в него плескало порывистым ветром.

День плясал в солнечном и холодном танце, а особый, чуть терпкий аромат сентябрьского дня, вскруживал голову. Коричневые листья под ногами извивались и вертелись в порывах ветра.

Ясону казалось, что этот осенний день спрятал где-то в углу безымянного переулка, шкатулку с невообразимыми драгоценностями, коварно поблескивающими и сулящими бессчетное, неизведанное доселе, счастье.