Сказать откровенно, не хотелось мне ехать в эту «южную» командировку. Конец марта хорош и в Подмосковье. Люблю я голубоватые снега этого месяца, шорохи оползающих снегов и радостное свечение сосулек. Дворники к ним безжалостны: нечего тут радоваться, сосулька — враг прохожих!
А в лесу, как в старой квартире, куда должны въехать новые жильцы. Пустовато и голо. И, да простит меня весна, неопрятно. Лесная тропинка потемнела, обтаяли на ней прошлогодние консервные банки. И только деревья стоят, как святые: у каждого ствола свой собственный венчик таяния.
В марте же в нашу редакцию пришло с берегов Каспия тревожное письмо. Человек, пожелавший остаться неизвестным, писал грубо:
«Немедленно пришлите к нам корреспондента. Надавали орденов кому попало. Шахназ Мамедова Золотую звезду на груди носит. А сердце у нее черное. Забыла она о девичьей чести. Позарилась на чужого мужа, отца двоих детей., Вот какой пример подает она остальным девушкам. А если никто не приедет и не разберется, жена Рашида обольет себя бензином и сгорит».
Ни подписи, ни адреса. Аноним. Листок ученической тетрадки, и на нем крупные неумелые строчки.
— Надо ехать, — сказали в редакции. — И помните: речь идет о жизни человека.
Чего уж тут помнить: черным по белому написано!
• • •
Вот и представился случай сравнить две весны. Еще в аэропорту я поняла, что здесь, на берегу Каспия, весна в полном разгаре. Цветочники торговали тюльпанами. А у московского метро в день моего отъезда продавали подснежники.
Пальто пришлось снять сразу. Припекало градусов на двадцать. А какая ликующая зеленая трава сверкала на аэродроме! Ни робости в этой южной весне, ни наших северных недомолвок. Я вспомнила круги под деревьями. Нет, все-таки очень это здорово, когда каждое дерево в своем венчике святости. Выстояли, отмучились — и вот награждены первой радостью. Кругом еще снег, а под ними весна. Такая блеклая, чуть-чуть грустная, наша — северная.
Потом меня захватила радость новизны. Аэродромчик маленький, и, как ни странно, в горах. А ехать надо вниз, к морю. Оно сверкало где-то там, на горизонте. Там же горбатился на холмах и городок, где жила эта негодница Шахназ, посмевшая влюбиться в женатого.
Пока автобус петлял, спускаясь с горы, я думала об этой девушке. Человек она довольно известный. Ее имя я часто встречала в печати и слышала по радио. И корреспонденты к ней, наверное, ездили часто. Вот и я еду. Только с другой целью. «Как же это вы, Шахназ, а?» Нет, я скажу ей что-то другое. И не буду я об этом думать заранее. Как придется, так и скажу. Не надо устраивать самой себе репетиций. Тем более что я еще не знаю своей роли. Сначала надо найти автора письма. А как я его найду, если он аноним? Вот если бы всех этих анонимов ставили на учет! Пришел бы в райком или в горсовет: «Не знаете, кто это баловался?»
Только сейчас, очутившись в незнакомом городке, я поняла, что командировка мне попалась не из приятных. Никто из редакторских «асов» на нее не соблазнился. Сашка Коржиков поехал на сев в Таджикистан, Николай Богданов попросился в заповедник на зубров. «Знаешь, — сказал он мне доверительно, — не люблю я анонимщиков. Зубры, они как-то благороднее». А я была новенькой и внештатной. По выражению Сашки Коржикова, я «клевала даже на голый крючок». Вот и беги теперь к жене какого-то Рашида, спрашивай ее, скоро ли она обольет себя бензином?
Чем больше думала я о своей командировке, тем хуже становилось мое настроение. Вместо того чтобы пойти искать гостиницу, я отправилась на пляж повидаться с морем.
Пляж был пустынен. Каблуки тонули в крупном сероватом песке. Летом здесь, наверно, благодать. Море по-весеннему отдыхало, подставив широко вздымавшуюся грудь тому сухому теплу, что лилось с голубых высот. Пользуясь спокойствием моря, я подошла к воде и потрогала ее ладонью. Холодная! По цвету похожа на родоновую, как на алтайском курорте в Белокурихе. Такая же зеленоватая, цвета драгоценного камня берилла, и, как это ни странно для воды, шелковистая на ощупь.
— Эй, послушай, купаться нельзя! Холодно!
Я оглянулась.
Сзади меня стоял подросток, по щиколотку утопая в песке. На плече удилище с подвешенным ведерком. В черных глазах по вопросу: ты кто такая?
— Ты пришел рыбачить?
(«Ты кто такая?!»)
— Купаться я и не думаю. Потрогала воду, вот и все. Купаются, наверно, в мае, правда?
(«Ты кто такая?!!»)
— А вот молчать, если тебя спрашивают, нехорошо. Это невежливо.