Прошло много времени, прежде чем она вернулась в Лос-Анджелес и проехала мимо дома бабушки Китон. Собственно, он мало изменился, но то, что в 1920 году представлялось ее детскому взору элегантным особняком, сейчас выглядело большим нелепым сооружением, покрытым чешуйками серой краски.
По прошествии двадцати пяти лет чувство опасности исчезло, но осталось настойчивое и непонятное ощущение тревоги, как в те времена, когда Джейн Ларкин, девятилетняя худая большеглазая девочка, со столь модной тогда челкой, была прислана в этот дом.
Оглядываясь назад, в те времена, она могла припомнить одновременно и слишком много, и слишком мало. Когда в тот июльский день 1920 года Джейн вошла в гостиную с зеленой стеклянной люстрой, ей пришлось обойти всех членов семьи и поцеловать каждого: бабушку Китон, чопорную тетю Бетти и четырех дядей. Она не колебалась, когда пошла к новому дяде, такому отличному от остальных.
Остальные дети внимательно наблюдали за ней. Они знали; и они поняли, что она тоже знает — но сразу ничего не сказали. Джейн обнаружила, что и она тоже не может упомянуть о неприятности, пока они сами не заведут с ней разговор.
Это было свойственное детям понятие об этике. Но тревога ощущалась во всем доме. Взрослые лишь смутно чувствовали, что что-то не так. Дети, как поняла Джейн, ЗНАЛИ.
Позже они собрались на заднем дворе, под большой финиковой пальмой. Джейн машинально теребила свое ожерелье и ждала.
Она видела, как другие обменивались взглядами, говорившими: «Думаете, она и в самом деле заметила?» Наконец Беатрис, старшая, предложила сыграть в прятки.
— Ты должна ей сказать, Би, — влез тут же маленький Чарльз.
Беатрис пристально посмотрела на Чарльза.
— Сказать ей? О чем? Ты, Чарльз, с ума сошел.
Чарльз настаивал, хотя и не очень уверенно:
— Ты знаешь.
— Держите при себе свои тайны, — сказала Джейн, — но я все равно знаю, в чем дело. Он — не мой дядя.
— Видите?! — вскричала Эмилия. — Она тоже заметила. Я же говорила вам, что она заметила!
— Смешно, — бросила Джейн.
Она прекрасно знала, что тот человек в гостиной не был ее дядей, никогда не был, и что он усиленно притворялся, — достаточно умело для того, чтобы убедить взрослых, — будто он всегда был тем, за кого себя выдавал. Но ясным, лишенным предвзятости глазом не достигшего зрелости существа Джейн могла видеть то, что было недоступно любому взрослому. Он был каким-то… пустым.
— Он приехал недавно, — сообщила Эмилия, — около трех недель назад.
— Трех дней, — поправил ее Чарльз, пытаясь помочь.
Однако, его измерение времени не зависело от календаря. Он измерял время, сообразуясь со значительностью событий, и понятие «день» не служило для него стандартом. Когда он был болен, или когда шел дождь, время для него тянулось медленно, когда же он совершал веселые прогулки в Океанском Парке или играл на заднем дворе, время бежало гораздо быстрее.
— Это было три недели назад, — твердо сказала Беатрис.
— Откуда он приехал? — спросила Джейн.
Снова обмен взглядами.
— Не знаю, — осторожно ответила Беатрис.
— Он пришел из большого дупла, — сказал Чарльз. — Оно такое круглое и сверкает, как рождественская елка.
— Не ври, — одернула его Эмилия. — Разве ты сам это видел, Чарльз?
— Нет. Только что-то подобное.
— И они не заметили?
Джейн имела в виду взрослых.
— Нет, — покачала головой Беатрис.
Все дети посмотрели в сторону дома, думая о непостижимости взрослых.
— Они ведут себя так, будто ОН всегда был здесь. Даже бабушка. Тетя Бетти сказала, что ОН пришел раньше, чем я, только я-то знаю, что это неправда.
— Три недели, — сказал Чарльз, меняя мнение.
— ОН всех их заставил чувствовать себя больными, — заметила Эмилия. — Тетя Бетти все время пьет аспирин.
Джейн размышляла. Подобные факты делали положение тревожным. Дядя трех недель от роду? Возможно, взрослые всего лишь притворялись, как они иногда это делали, руководствуясь своими непонятными взрослыми мотивами. Но почему-то такое предположение не казалось убедительным. Дети никогда не бывают расположены к тому, чтобы подолгу думать над такими вещами.
Теперь Чарльз, когда лед растаял, и Джейн не была уже чужой, пришел в большое волнение.
— Скажи ей, Би! Настоящую тайну, ты же знаешь. Можно мне показать ей Дорогу Из Желтых Камней? Пожалуйста, Би! А?
Снова повисло молчание. Чарльз слишком много выболтал. Джейн, конечно, знала Дорогу Из Желтых Камней, она вела из Страны Оз через Мертвую Пустыню прямо к Изумрудному Городу.
После продолжительного молчания Эмилия кивнула.
— Да, мы должны ей сказать, — подтвердила она. — Только она может напугаться. Там так темно.
— Ты сама испугалась, — подтвердил Бобби. — В первый раз ты заплакала.
— И вовсе нет!.. Все равно, тогда она сможет поверить.
— А я, — сказал Чарльз, — в последний раз протянул руку и коснулся короны.
— Это корона, — согласилась Эмилия. — Это ОН, Руггедо.
Джейн подумала о дяде, который не был настоящим дядей, и вообще был ненастоящим.
— ОН — Руггедо? — спросила она.
Дети поняли.
— О, нет, — сказал Чарльз, — Руггедо живет в погребе. Мы даем ему мясо, красное и мокрое. Оно ему нравится. Он жрет!
![День не в счет [День, которого нет]](/storage/book-covers/81/816215787e8e23d0865db0c523498eb2a32cee17.jpg)
