Любен Дилов
ЧТОБЫ НАКОРМИТЬ ОРЛА…
Я упрямо настоял, чтобы мне самому разрешили записать свои впечатления и представить их на суд истории. (Говорю „впечатления“, потому что назвать их „воспоминаниями“ или „мемуарами“ было бы неточно, так как сам я в фактах не уверен). Боялся разрушить сложившиеся у людей иллюзии, которые могут и не оказаться иллюзиями. Думаю, что на какую-то дозу тщеславия я имею право — как-никак, я пока единственный на Земле человек, который может кое-что рассказать о будущем, не рискуя быть обвиненным в шарлатанстве или сумасшествии. Больше того: человек, которому безусловно верят. Но пусть эта вера остается на совести верящих: я не собираюсь за нее отвечать.
По профессии я — испытатель космических летательных аппаратов, даром слова не владею и сознательно избегаю всякого сочинительства; в работе испытателя оно особенно вредно. Космический вакуум приучает к молчанию. Если в Космосе много болтать, он опустошает душу так же, как высасывает воздух из разгерметизированной кабины. Записывающей аппаратурой я пользовался только для диктовки наблюдений во время испытаний. Поэтому, наверное, диктофон напоминает мне сейчас голодного зверя с разверстой пастью, в которую мне нечего швырнуть, кроме самого себя.
Как в народной сказке, где герой отрезает от себя куски мяса, чтобы накормить орла, который несет его из подъемного царства ввысь.
Обо мне — золотая тема для трепачей! — сочинили много всякой всячины: психологические и философские трактаты, драмы и комедии, фильмы и эстрадные спектакли. Надо сказать, что люди открыли множество способов топить в многословии даже самые серьезные свои проблемы; жуют и пережевывают, пока не надоест. Вообще-то это тоже способ решения: поговорили и забыли, как забываются старые шлягеры в домашней фонотеке. И, кажется, один я никак не могу забыть, как много нам с Тюниным пришлось отрезать от себя для ненасытной утробы человеческого любопытства.
Нас была целая дюжина, опытных испытателей космолетов, которым предложили стать „хрононавтами“, но опробовать новую профессию удалось всего троим. Она исчезла, не успев утвердиться, ибо от полетов во времени отказались. Мальчики, которых сейчас тренируют проскальзывать сквозь „время-пространство“, опять скромно, по-гагарински, называют себя космонавтами.
Переброска во времени — как некогда атомная энергия или генная инженерия — поставила перед человечеством новые юридические, моральные и философские проблемы огромной важности. Но если генетике пришлось решать, в какой степени и в каких случаях она имеет право вмешиваться в организм индивида, то здесь речь шла о вмешательстве в организм всего человечества в целом — от австралопитека до смутно проступающего в дымке будущего гомо галактикуса. Изобретатели, гениальные ученые это предвидели. Учитывая уроки истории и абстрактных споров, они поспешили создать прецедент. Я их оправдываю, потому что убедился: человечество не может решить важного вопроса, пока не споткнется на нем и не разобьет себе нос до крови. Мы, первые три хрононавта, упали как три капли крови из этого носа, который милейшее человечество любит совать во все дырки.
Много лет опыты велись в тайне от широкой общественности. Ей подсунули только теорию открытия, чтобы люди понемножку и издалека свыкались с его последствиями. К счастью, не столько соблюдение тайны, сколько гигантские разряды энергии, при помощи которых пробивается туннель во времени, держали любопытных на расстоянии от опытного полигона. Не буду излагать здесь теорию трансляции, потому что ее уже давно проходят в школе. Первые опыты по ее проверке были безобидны и в целом безвредны — совершенно естественно, переброска осуществлялась в прошлое, — но и они дали немало поводов для яростных дискуссий. Что посылать? Разумеется, предметы, но какие? С одной стороны, они не должны послужить орудием опасного вмешательства в историю, а с другой — должны уцелеть, чтобы впоследствии их можно было найти.
Сначала было легко. Предметы посылались в прошлое на расстояние от нескольких месяцев до десятилетия. Опыты подтвердили правильность теоретических выкладок и безотказную работу трансляторов. Однако для усовершенствования технологии, уточнения параметров, определения оптимальной мощности зарядов, соответствующей искомому отрезку времени, для отрегулирования фокусировки понадобились сотни опытов с тысячами и тысячами предметов, большинство которых бесследно исчезло в вихре минувших веков. Предметы подбирались привычные для людей соответствующей эпохи — металлические сосуды, оружие и тому подобное; на них ставились отличительные знаки, чтобы их можно было обнаружить, потому что если предмет не найден, то нельзя доказать, что он прибыл по месту назначения. Так, например, наши ученые уверены, что „божественный щит“ Ахилла и непобедимый меч нибелунга Зигфрида прославились в веках благодаря созданному в мастерских полигона особо прочному сплаву, который не подвержен коррозии. Однако они до сих пор не найдены, так что красивые легенды так и остаются поэтическим вымыслом.
Каждую неделю на протяжении двух лет гигантские спирали трансляторов выстреливали в прошлое сотни мечей, шлемов, щитов, металлических кубков и кувшинов, статуэток, идолов, а в это время целый отряд историков круглосуточно разыскивал их в… каталогах музеев. На теоретических занятиях, которые проводились с нами, хрононавтами, мы веселились; приходишь в музей и спрашиваешь: „Что вы можете сказать об этом бокале?“. „О! — воодушевляется сотрудник музея, — это особо ценный экспонат! Он датируется переходом от бронзовой эпохи к железной! Но посмотрите на эти знаки, вот здесь! О них написано пятнадцать статей с двадцатью гипотезами! Этот орнамент не имеет ничего общего со стилем данной культуры, в соседних культурах тоже никаких аналогий не обнаружено. Очевидно, налицо более отдаленное влияние, что говорит о…“.
